Я и Тёмка
Шрифт:
– Скукота смертная, в шахматы, что ли, поиграем?
– В шахматы? – вдруг оживился дядя Вадик, который тоже сидел в комнате и читал газету. – А кто тут в шахматы играет?
– Да вот мы и играем, – отвечаю.
– Пошли поиграем втроём! – предложил дядя Вадик.
– Это как?
– Это на вылет. Кто проиграл, тот сидит и своей очереди ждёт, а я с победителем играю.
– Интересно. То есть, ты думаешь, всё время будешь играть? Так? – спросил Андрей.
– Так, – хитро заулыбался дядя Вадик.
–
– Естественно, – ответил дядя Вадик.
– Ну-ну…
– Дядя Вадик, мы только одну игру, ну, максимум, две игры в день можем осилить, – сказала я.
– А что? – удивился дядя Вадик. – Мозги закипают?
– Нет, – засмеялась я. – Просто по времени каждая игра получается длинной. Одна – час, вторая – час, вот и спать пора…
– Я так долго не играю, – ответил дядя Вадик. – Не умею. Извините. Будем быстро играть. Не переживайте.
– Ну-ну! Сейчас доску принесу! – сказал Андрей.
Первой села играть я. Уже не помню, за сколько ходов – за один или два – он мне мат поставил, так и не поняла. Ну вот, только сели, только начали, только я задумалась… или, вернее, на доске сконцентрировалась…. БАЦ! МАТ.
– Следующий! – потирая руки, сказал дядя Вадик.
– Ну, со мной так не пройдёт! – воскликнул Андрей, расставляя фигуры. – Так.
– А я так.
– Вот так.
– А я так.
– И вот так.
– А мы вот так!
– МАТ!
– Как?
– МАТ. Следующий!
– Позвольте! Как это получилось? Какой мат? А я вот сюда… Нет, ну тогда сюда… Н-да. А вот… Ну, мат. Давай ещё!
– По очереди. Оля сейчас.
– Не переживай, я быстренько! – ответила я.
Со мной было не быстренько, а быстрёхонько; потом снова сел Андрей – и всё повторилось в точности! Менялись только мы, а дядя Вадик ставил нам мат за матом и улыбался. Андрей чесал себе нос, тёр виски, обхватывал голову руками – ничего не помогало!
– Так. Дальнейшая борьба бессмысленна, – сказал Андрей.
– Ну, давай хотя бы на количество ходов играть, – ответила я.
– Это как? – воскликнули Андрей с дядей Вадиком.
– Ну, это значит, мы бороться будем не за победу, а за количество ходов. Чтобы не за три хода мат получить, а хотя бы ходов за семь-восемь….
– Не смешно, – ответил Андрей. – Вообще-то давай… С ним по-другому не получится, думаю.
Это был забавный вечер. Сколько волос из головы было выдернуто нами с Андреем, сколько сушек съедено, сколько слёз со смехом пролил дядя Вадик…
– Да… Умеют же играть люди, – сказал Андрей, убирая доску поздно вечером, когда дядя Вадик пошёл ужинать.
– Ну, не все люди так играть умеют, – ответила тётя Оля, – а физики-ядерщики, думаю, умеют.
Мы с Андреем переглянулись.
– Не хватает у нас с тобой тяму против него, иными словами, – сказал Андрей.
– Чего не хватает? – захохотала я: мне это слово смешным показалось.
– Тяму, – пожимая плечами, ответил Андрей и сам заулыбался.
– Мозгов, короче?
– Ну да.
– Надо их качать.
– Вот-вот. Пошли глюкозки пожуём, что ли, – предложил Андрей, – может, поможет.
– Это вряд ли, но можно и пожевать… – ответила я.
В этот вечер я поняла, что мы оба играть не умеем. А вот что мы умеем-то? Похоже, фигуры переставлять.
Красота требует жертв
У одной нашей родственницы очень маленькая ножка. Размер тридцать четвёртый или тридцать пятый. Как-то она пришла к нам в гости и принесла туфельки.
– Олечке не нужны? – спросила она бабушку. – У меня стала расти косточка на большом пальце, такие туфли теперь не для меня.
– Туфли замечательные, только Оле их носить рано, – ответила бабушка. – Пусть полежат.
И туфельки остались у нас. Это было настоящее чудо, а не туфельки. «Лодочка» из чёрной замши. На стройном каблучке – не тонком, но и не толстом. Единственным украшением была металлическая пуговка сбоку. Я полюбовалась ими и примерила. Оказалось, они великоваты. Правда, самую малость. У меня ещё никогда не было туфелек на каблучках: конечно, очень хотелось их сразу надеть. Но бабушка убрала коробку в шкаф. Сначала я заглядывала туда каждый день, потом раз в неделю, затем раз в полгода, пока, наконец, не забыла о туфельках совсем.
К десятому классу мне купили очень красивую чёрную форму. Это была даже не форма: узкое длинное платье с воротничком-стойкой. Но так как продавалось оно в школьном отделе, то нарекания со стороны учителей можно было смело переадресовывать производителю. Я крутилась перед зеркалом, примеряя его с разными воротничками и манжетами, всё время приподнимаясь на носочки. И, наконец, поняла, чего мне не хватает: туфелек хотя бы на небольшом каблучке…
Я побежала к шкафу, где хранились замшевые «лодочки», и радостно открыла коробку: «Какие хорошенькие! И как это я про вас совсем забыла?».
Осторожно достала туфельки: они казались просто кукольными.
«Неужели у меня такая нога?»
И тут выяснилось, что надеть я их могу с большим трудом; ещё тяжелее было в них стоять.
– Баба! Баба! Я из туфель выросла! – закричала я отчаянно.
Бабушка вошла в комнату.
– Да вроде нет…
– Знаешь, как жмёт? Ужас!
– Жаль, такие хорошие… Но ты же понимаешь, в восьмом классе тебе бы в таких не разрешили учителя в школе появляться, да и болыпеваты они были… А в девятом мы про них как-то забыли. Я думала, у тебя останется размер ножки, как в восьмом классе. Надо же, выросла. Наверное, теперь 36-й?