Я иду искать
Шрифт:
– Гай, не хочу называть тебя этим дурацким именем - Ланс, но, видимо, придётся. Слушай, у меня к тебе есть одна просьба, только пообещай, что выполнишь её. Пожалуйста…
Ланс почти заснул, но услышав моё нытьё, покорно открыл глаза.
– Сначала скажи, что ты от меня хочешь, а то вдруг попросишь луну с неба, а я сдуру, соглашусь?
Я тихо засмеялся и, резко дёрнув, оторвал несчастную пуговицу вместе с куском рубахи. Ланс охнул, видимо, хотел меня обругать, но кое-как сдержался.
– Ну, Наследник, у тебя и запросы. Хорошо, что это единственная пуговица на моих вещах…была. Ладно, так и быть,
– Нет, Ланс, возьми её обратно, я хотел попросить тебя об услуге.
Ошарашенный друг печально вздохнул:
«Однако, странный ты выбрал для этого способ, Барри. Ладно уж, говори, что с тобой поделать».
Я немного помолчал, а потом выпалил:
«Если я начну сходить с ума, как мой отец, не жалей меня, сразу убей. Обещаешь?»
Он охнул и посмотрел в покрасневшие от слёз глаза. И ответил, как мне показалось, лишь бы я от него отстал.
– Хорошо, уговорил. Будут ещё просьбы, или пока остановимся на этом и, наконец, поспим? А то утро уже близко, спать хочу, сил нет… Да, и вот что, забирай пуговицу себе, мне она ни к чему… - пробурчал он и перевернулся на другой бок.
Я кивнул и, зажав «щедрый подарок» в кулаке, на удивление быстро уснул. А утром после недолгих сборов наша повозка тронулась в путь. Никто из нас не стал завтракать на месте кровавого пира, устроенного дикими тварями. Мы сделали это через пару часов, отъехав подальше от места ночёвки.
Стоит ли говорить, что настроение у всех было подавленное, разговаривать не хотелось, поэтому, быстро перекусив, мы двинулись дальше. По дороге Мири предупредила, чтобы в деревне, где собирались пополнить наши запасы, ни с кем не разговаривали. Она сама знает, кому продать лошадей и у кого лучше купить продукты.
– Место это нехорошее, но других деревень поблизости нет. Тут промышляют работорговлей, продают краденое из обоих государств, а, главное, не спрашивают, откуда товары, кто ты и куда держишь путь. Но всё равно, держите ухо востро и будьте готовы бежать оттуда в любую минуту. И, напоминаю, никаких «старых имён», рядом ошиваются «охотники за головами», они ловят беглецов, вроде нас. Так что сидите в повозке и не высовывайтесь. Если что, вы мои братья…
Последние слова Мири нас насмешили: и в самом деле, ну кто поверит, что у смуглой, черноокой девчонки есть огненно-рыжий «брат», да и второй «братишка» больше смахивает на блондина.
Как бы то ни было Ланс хмуро выслушал слова Мирелы, но возражать не стал. Он задумчиво посмотрел на меня и спросил у девушки:
«У тебя есть запасное одеяло? Давай закроем Реми так, чтобы один нос торчал, скажем, что у него лихорадка, тогда к нам точно не сунутся».
Я и так весь прошлый день «належался в своё удовольствие» и мечтал хоть сегодня походить по земле, «размять косточки», но не буквально. Мысль о том, что мне придётся изображать «больного» и не двигаться, бесила, но я понимал, что Мири права, и потому промолчал. Ланс о чём-то пошептался с ней и, достав какую-то склянку с плохо пахнувшей мазью, нанёс эту гадость мне на лицо и ладони.
Кожа почти мгновенно страшно зачесалась, и, потерпев немного, я начал расчесывать зудевшее лицо. А Ланс смотрел на это безобразие и довольно кивал, потом вытер мокрой тряпкой мою кожу - зуд постепенно прекратился, но лицо осталось покрыто немаленькими волдырями.
«Это как называется, Ланс? Нашёл время надо мной издеваться, вот сейчас встану и не посмотрю, что ты старше и здоровее меня. Побью, мало не покажется», - злился я.
– Утихни, Реми, - хихикая, сказал бесстыжий, - просто немного потерпи. Во-первых, никто не узнает под этой краснотой твоё симпатичное личико, а, во-вторых, к тебе - не сунутся, побоятся заразы. Вот увидишь, ты мне ещё за это спасибо скажешь!
– Обязательно скажу, вот уедем из деревни, найду палку побольше и скажу… - не утихал я, чем приводил зловредную парочку в восторг.
Так, шутливо переругиваясь, мы и добрались до поселения, и, поскольку выходить мне не разрешалось, я подсматривал за происходящим через разрез в холстине, закрывавшей заднюю часть повозки.
Посёлок был небольшой, невзрачный и серый, впрочем, как и всё вокруг. Народ бродил по единственной улице, лица людей, в основном, были прикрыты капюшонами плащей или разноцветными шарфами. Все старались быстро проходить мимо и бросали на нашу повозку подозрительные взгляды. И чем больше я осматривался, тем тревожнее мне становилось на душе.
Мири привела доставшихся нам после ночной бойни коней к большому дому и, недолго поговорив с разбойничьего вида хозяином, быстро ушла оттуда, передав Лансу увесистый мешочек с деньгами. Моего вредного друга она выпустила на улицу только после того, как намотала ему на голову пестрый шарф, полностью скрывший его рыжие волосы, к тому же заставила надеть чудной халат из такой же ткани. Выглядело это комично, и я ждал, когда же они оба вернутся, чтобы как следует над ним посмеяться, отомстив за мои мучения.
За продуктами Мири повела повозку к другому дому, Ланс изображал из себя её свирепого охранника, и, глядя на него, я потешался, предвкушая забаву, совсем забыв, что в это время мне полагалось тихонечко лежать под лоскутным одеялом. Однако, это-то меня и спасло.
Как только я увидел, что ребята зашли в дом в сопровождении женщины в такой же пёстрой, как у Мирелы, юбке, хотел лечь на специально приготовленное для «больного» место. Но мне совсем не понравилось, как стоявший напротив дома человек, сделал хозяйке какой-то знак, и, стоило ей скрыться из виду, направился к нашей повозке. Ясно было, что они в сговоре друг с другом и замышляют против нас что-то недоброе.
Отпрянув от щели, через которую вёл наблюдение, я прижался к стене, лихорадочно соображая, чем бы мне отпугнуть разбойника, явно собиравшегося нас ограбить. К сожалению, Ланс забрал с собой кинжал, единственное оружие, которым я мог бы отбиться. Что мне оставалось? Притвориться смертельно больным и надеяться, что мое покрасневшее лицо отпугнёт врага? Такой вариант меня совершенно не устраивал.
Я колебался, а тем временем острый нож ещё больше прорвал полотно задней стены повозки и врезался в центр подушки, на которой должна была лежать моя голова. От одной мысли, что это могло стать моей последней минутой, я страшно завопил, скорчив гримасу, а уже наполовину забравшийся внутрь разбойник, явно не ожидавший этого, закричал громче меня.