Я – инквизитор
Шрифт:
— Спасибо, шеф! — искренне поблагодарил Андрей. — Я перед вами в долгу!
— Еще в каком, — пробурчал Сипякин. — Всё. Отправляйся. Через час поедете с Митяевым в Пушкин. За наличкой. Митяев знает куда.
Ласковин вышел из кабинета, чувствуя внутри необъяснимое беспокойство. С чего бы это? Сказал же Конь: все урегулировано.
— Андрей! — окликнула его Фарида. — Шеф велел тебе лицензию на «газовик» оформить. Ты пистолет сам купишь или один из наших возьмешь?
— Обойдусь, — ответил Ласковин. —
— Так что, бумагу не оформлять?
— Оформляй, — сказал подошедший Митяев. — Стрелять я сам буду. Или лучше ты, Фаридушечка?
— Кот ты, Митяев, — беззлобно сказала Фарида и, бросив взгляд на Ласковина, разгладила язычком помаду на губах. — А еще женатый человек!
— Лось большой, — пробасил Николай. — Всем хватит! Пойдем, Андрюха, орешков поедим для восстановления сил.
— Так я бумагу оформляю? — крикнула вслед мужчинам Фарида. — Да?
— Да! Что у тебя там вспучилось? — спросил Митяй. — Расскажешь?
— Угу, — кивнул Андрей. — Только давай сначала чайку заварим. Пить хочется страшно, а времени у нас в обрез, верно?
— Времени у нас — море. Сорок пять минут, — возразил Митяй. — Хочешь, анекдот расскажу? Едут два ковбоя по прерии…
— Да знаю я его! — отмахнулся Ласковин.
— Жаль, — искренне огорчился Митяй. — А футбол вчера с бразильцами смотрел?
— Трахался я! — сказал Ласковин. — С корейцами!
— Это с Ленорочкой? Эх, я…
— Митяй, будь другом, помолчи пару минут! — взмолился Ласковин.
Андрею очень хотелось разобраться, что за заноза засела внутри и не давала успокоиться. Он ход за ходом восстановил в памяти свой разговор с шефом и решил, что причина тревожного сигнала может быть только одна. За всю их беседу Конь ни разу не посмотрел на Андрея.
Вечером Ласковин позвонил Гудимову.
— Все в порядке, — сообщил он. — Вопрос улажен.
— Да, спасибо, Андрей.
Голос у Мишки был странный, какой-то бесцветный. Ласковин насторожился.
— В чем дело, Михаил? — спросил он. — Я же сказал: все в порядке. Мой шеф рассосал конфликт.
— Я понял, — тем же «мертвым» голосом ответил его однокашник.
— Мишка? — снова, еще более обеспокоившись, спросил Андрей. — Что-то случилось?
— Виктор в больнице. В реанимации.
— Так, — сказал Ласковин севшим вдруг голосом. — Ясно… — И почувствовал, как потяжелели кисти рук. — Прости! — добавил, спохватившись.
— Ты пытался помочь, — сказал Гудимов. — Я же понимаю.
— Когда? — спросил Ласковин. — Когда его избили?
— Машина, — сказал Михаил. — Его сбила машина.
— Да ты что? — воскликнул Андрей. — Вот непруха!
— Это не случайность, Андрей.
— Почему ты так думаешь?
— В больнице сказали: он был пьян.
Андрей молчал, и Гудимов продолжил:
— Меня дома не было. Мать сказала: звонили. Мужчина. Витя ушел, сказал: скоро приду. А через полчаса позвонили из милиции.
— Как он?
— Плохо. Что-то с шеей. И почки. И перелом бедра.
— Миша, — спросил Ласковин, — машину видели? Чья она?
— Видели. Темные «Жигули» с белой дверью. Будут искать.
— Что значит темные? Черные? Серые?
— Андрей! Семь часов вечера было. Господи, да какая теперь разница? — В голосе Гудимова плеснулось отчаяние, но он тут же загнал его внутрь. — Извини, Андрей. Давай потом поговорим.
— Конечно, — спохватился Ласковин. — Завтра тебе позвоню. Где он лежит?
— На Восстания. Это…
— Знаю. Пока, Миш. Мне очень жаль!
— Ты ни при чем, — сказал однокашник. — Пока. Я позвоню сам, ладно?
— Звони, конечно!
Андрей положил трубку и сразу же начал обуваться. Через полчаса он остановил машину у дома, где жил Конь.
Виктор Петрович Сипякин владел просторной шестикомнатной квартирой на четвертом этаже.
С видом на Неву. Площадь ее была никак не меньше двухсот квадратных метров, а то, что половина окон выходила на Адмиралтейскую набережную, делало стоимость этих апартаментов невообразимой для среднего петербуржца. Андрей бывал здесь пару раз, и у него сложилось ощущение, что это не жилье, а банкетный зал. Впрочем, Сипякин жил здесь, и жил один, если не считать неотлучно находившегося при нем Абрека. Мысль о человеке, бродившем в полутьме по анфиладам четырехметровой высоты комнат, вызывала у Ласковина странные ассоциации.
Поднимаясь в непривычно чистом лифте (внизу сидел вахтер, на пару с кодовым замком отсекавший нежелательных посетителей), Ласковин глядел на себя в потемневшее от времени зеркало и думал о том, что скажет своему шефу. А что, собственно, он ему скажет?
Дверь открыл Абрек.
— Ты ко мне? — спросил он. — Или к нему?
— К нему, — ответил Ласковин, удивленный вопросом. Он знал, что телохранитель Коня ему симпатизирует, но не думал, что настолько.
— Петрович! — крикнул Абрек в пространство. — Ласковин пришел!
— Веди сюда, — донеслось из недр двухсотметровой квартиры.
Сейчас апартаменты Сипякина уже не были похожи на банкетный зал. Приглушенный свет в холле, зеркала, увеличивающие и без того просторную прихожую… Но одежда на вешалке, домашние тапочки… И тишина.
Конь смотрел видик в сравнительно небольшой комнате позади гостиной. Был он в пестром халате и меховых шлепанцах. По-домашнему. Смотрел мультики.
— Садись, — велел он удивленному тематикой кассеты Ласковину. — Сюда садись, в кресло. Абрек, налей ему… Чего тебе налить?