Я – инквизитор
Шрифт:
Ласковин усмехнулся.
— Расценки у тебя, — сказал он, пряча руки в карманы.
Холодно все-таки, а он без перчаток. А что у вас там в кармашке? А у меня вот… скажем, граната Ф-1!
— Расценки у тебя… — Андрей согнал с лица улыбку: не шучу — предупреждаю! — Пинок под зад, если на троих разделить, — по полтонны? И по висюлькам — еще по столько же? Этак как бы мне на лимон зелеными не накрутить… прямо здесь!
Говнодавы заиграли мышцой, но то была бравада. Ласковина они уже попробовали
У «Сосуна» аналогичная мысль тоже мелькнула, кадык задвигался вверх-вниз.
«А что у вас там в кармане?» «А у меня пистолетик бельгийский…» «А у меня гранатка такая крупненькая. Осколочная, противопехотная, радиус разлета… пены три четверти метра!»
— Борзой, — почти ласково произнес «Сосун», — думаешь, мы сами по себе?
— А что, есть другое мнение? — усмехнулся Ласковин.
— Ты про Гришавина слышал?
— Гришавина? Что ж, слыхал про такую… тусовку. Только ты при чем? У серьезной команды и командиры серьезные!
— Думаешь, на понт тебя беру?
Андрей шевельнул плечами. Он не сомневался, что «Сосун» не врет. Но был уверен, что и он, и говнодавы где-то в самом низу иерархии. Конь с ними разберется.
Ласковин медленно (а то как бы с испуга стрелять не начали!) вынул руку из бокового кармана, полез за пазуху, достал визитку, из тех, коими Сипякин снабжал своих, чтобы сыпали вокруг, как репейник — колючки.
«Охранное бюро „Шлем“». Защита… обеспечение… Дорогие, тисненые, под пленкой, прямоугольнички. Достал, выщелкнул под ноги «Сосуну».
— Думаю так, — сказал он. — О том, что пацан-студентик трем героям киздюлей навешал, лучше умолчать. А то… уволят по профнепригодности!
А со мной… договоримся. Увидимся, парни!
И, повернувшись, не спеша зашагал к воротцам садика. Спина его выражала абсолютную уверенность, но сам Ласковин был начеку, и слух его ловил каждый звук: взвизг расстегиваемой молнии, щелчок предохранителя?
Но Андрею дали уйти без помех.
Сделав для надежности крюк, он вернулся к оставленной машине.
— Ну что? — спросил испереживавшийся Виктор. Андрей не удержался, чтобы немножко его не потомить: вынул из-под сиденья магнитолу, воткнул на место (оставлять «Пионер» на виду — искушать судьбу: молотком по стеклу, магнитолу вон — и пусть истошный вопль сигнализации рвет уши владельца), поставил кассетку «Магнитные поля», распечатал банку «коки», отхлебнул.
— Хочешь? — предложил Виктору.
— Все в порядке, да?
— Пей. Не то чтобы в порядке, но теперь они будут заняты мной!
— А ты… справишься?
Андрей испытал удовольствие, услышав в голосе парня беспокойство не о себе, а о нем, Ласковине.
— Справлюсь! — Приятно чувствовать себя сильным. Приятно использовать свою силу, чтобы сделать мир более справедливым.
«Тщеславие, — вспомнил Ласковин, — враг воина!» Так говорил Зимородинский, а он ничего не говорил зря.
— Поехали, — сказал он, берясь за руль.
— Куда?
— Домой тебя отвезу, куда еще? — усмехнулся Андрей. — Сдам с рук на руки.
Что он и сделал. А на обратном пути позвонил Леноре, изящной куколке-полукореянке, классной массажистке. Андрей познакомился с ней в зале на Комсомола. По крайней мере треть подружек оказывались в его записной книжке именно таким образом. Хотя бывшую свою жену он встретил на презентации фирмы «Тошиба».
Андрей лежал на животе, а на нем в позе всадницы-амазонки в белой мужской рубашке с короткими рукавами расположилась Ленорочка Цой. Массаж она делала весьма квалифицированно и очень старательно. Кожа блестела, а рубашка намокла от пота. Массаж — это тяжелый физический труд. Фоном побрякивала музыка. Китайская.
— А у нас вчера твой учитель был, Зимородинский, — сказала Ленора. — Дома.
— И что?
— Читали Книгу Перемен. По-китайски.
— В первый раз слышу, что Слава знает китайский, — сказал Ласковин.
— Не он. Дедушка знает! — она с силой ввинтила сустав согнутого пальца в спину Андрея. — Он переводил.
— И как?
— Спорили. Тебе не больно, когда я вот так нажимаю?
— Больно, — равнодушно ответил Ласковин. — Это плохо?
— Плохо, если не больно. Ты должен говорить.
— Понял. Буду говорить. Так о чем они спорили?
— Да разве поймешь. Вы, мужчины, такие умные, — Ленора хихикнула. — Перевернись, — велела она. Взяла полотенце и вытерла лицо.
— Положи под голову руки.
— Что-то сегодня долго, — сказал Ласковин. Мысли его были наполовину заняты грядущими разборками.
— Долго, зато полезно. Очень важный курс заканчиваем.
— Да ну? А я не знал, что у нас — курс. И какой же?
— Регенерация и укрепление костей.
— Закончим — и я тебя больше не увижу? — Ласковин улыбнулся. — Ленорочка, ты шутишь!
— Почему — не увидишь? Через три месяца новый курс начнем, — последовал ответ.
— А завтра можно?
— Нельзя. Через месяц можно. Но я в Германию уезжаю. Мне твой друг обещал паспорт сделать.
— Какой друг?
— Николай. Сделает?
— Обещал — сделает.
«Ай да Митяй! Везде поспел!» — подумал Андрей.
— Но спать с ним я не буду, — строго произнесла Ленора. — У него су-ок плохой.
— Чего-о?
— Су-ок. Не понимаю, — сказала она рассудительно, — почему вы — друзья. Он совершенно неинтересный человек.