Я – инопланетянин
Шрифт:
— Стреляй! — выкрикнул я.
Она подняла арбалет, стрела с тихим посвистом скользнула ко мне, вытягивая волосок каната, и тут же звякнула о камень. Я наклонился, подхватил ее, вытянул трос и начал обматывать вокруг похожего на пень обломка. Потом выпрямился и посмотрел на Фэй: она занималась тем же самым. Ее обломок был повыше — то ли жираф с отбитой головой, то ли самоходное орудие с задранным к небу стволом.
— Боюсь, мне за тобой не вернуться. — Мой голос эхом отозвался в скалах. — Я отдохну, а ты иди. Найдешь Сиада с Макбрайтом и…
Не слушая меня, она пристегнула карабин к канату, подпрыгнула и ринулась над пропастью тусклым оранжевым метеором. Я только успел подставить руки; Фэй свалилась на меня, мы оба упали на землю, и я почувствовал, как ее щека касается моей и как ресницы щекочут висок.
— Я пойду, но с этой стороны провала, — произнесла она. — Найти их нетрудно, и я это сделаю, но прежде скажи: ты цел, Цзао-ван?
— Уже нет, — пробормотал я, расслабившись под упоительной тяжестью ее тела. — Ребра мои переломаны, череп треснул, а в горле — пара шейных позвонков. Земные девушки, знаешь ли, нелегкий груз для инопланетного пришельца.
— Я тебя вылечу. Немедленно! Сейчас! — Пальцы Фэй дернули застежку моего комбинезона.
— Нет, не сейчас. — Я вернул застежку на место. — Дай мне отдышаться, девочка. И слезь с меня.
Она поднялась с оскорбленным видом.
— Что ты подумал, Цзао-ван? На что ты намекаешь? Я собиралась сделать тебе массаж! Чжия лаофа, даоинь, аньмо [74] ! Я умею!
— Чжия лаофа… даоинь… это прекрасно… — Я закрыл глаза, погружаясь в целительное забытье. — Минут через пятнадцать… Договорились?
74
Чжия лаофа, даоинь, аньмо — различные системы китайского массажа.
Ее ответ я уже не услышал — быстрое восстановление сил возможно лишь в глубоком трансе. На этот раз эоитные волны не покачивали меня, а сомкнулись плотным коконом, отрезав от реальности Анклава, от плоскогорья и блекнущих небес, от шелеста ветра и вкуса пыли на губах. Но тишина не была абсолютной: какое-то слово билось в ее тенетах, точно муха у оконного стекла, жужжало, повторяемое многократно, раскатывалось эхом… Слово или слова? Я не мог разобрать их, насыщаясь энергией, а только отметил, что голос как будто знаком. Бу-бу-бу шу-шу-шу невсть, ту-ту-ту за-ссст-мо би-ти-ти… Пожалуй, не слово, а целая фраза! Но я был слишком немощен, чтобы подняться в просторы космоса и выслушать, что шепчут звезды.
Позже, мелькнула мысль, позже, сейчас одна проблема — восстановить энергетический баланс. А что до непонятных слов… Не исчезнут, не забудутся, не пропадут, все сохранится в моей бездонной памяти — и эти невнятные речи, и этот голос. Узнаю его, узнаю!
Очнувшись, я обнаружил, что моя голова лежит на коленях Фэй, что ворот «катюхи» расстегнут и пальцы девушки разминают мышцы у основания шеи. Она занималась этим сосредоточенно, по всем правилам древнего искусства. Чуть приподняв веки, я любовался ее серьезным лицом, темно-каштановой прядью, струившейся от виска к подбородку, и легкими движениями губ. Кажется, она декламировала про себя один из даосских лечебных канонов, и, приглядевшись, я прочитал: «Дыхание должно быть легким, сердце должно быть спокойным, спина должна быть выпрямленной». Как там дальше? «Уши должны быть настороже, рот приоткрыт, кожа должна быть увлажненной, живот нужно почаще гладить…» [75]
75
Древнекитайское наставление целителям.
Не знаю, что случилось бы, если бы она добралась до моего живота. Рискованный момент! Подумав об этом, я перехватил ее ладошку и сел, застегивая комбинезон.
— Спасибо, милая! Ты возвратила меня к жизни.
— Что с тобой случилось, Цзао-ван? Ты был как мертвый… нет, как человек в каком-то беспробудном сне… Ты медитировал?
— Я восстанавливал силы. Тут, у эоитного зеркала, это недолгий процесс… Где наши спутники?
— Скоро будут. Я позвала их, потом вернулась к тебе. С этой стороны расщелины меньше камней, дорога проще.
Кивнув, я поднялся на ноги. Чувство необыкновенной легкости охватило меня — так бывает, когда энергии в избытке, когда ее живительный поток переполняет мышцы, готовые к немедленному действию, когда твой разум ясен, и кажется — еще чуть-чуть, и ты постигнешь все загадки мира.
«Голос, — подумал я, — голос, твердивший ту непонятную фразу… знакомый голос Аме Пала… Что я воспринял? Обрывок послания? Мысль, заблудившуюся в ноосфере? Эхо отзвучавших в прошлом слов? Возможно, галлюцинация, какие случаются близ центра эоита?»
Две фигуры, желтая и зеленая, возникли на той стороне провала. Макбрайт помахал мне рукой, крикнул:
— Вижу, вы времени зря не теряли! Можем переправляться?
— Да. Сиад, затем — мешки и снаряжение. Вы последний, Джеф.
— Нет возражений, приятель.
Минута, и Сиад скользнул на нашу сторону, грохнул подошвами башмаков о камень-пень, отцепил карабин, выпрямился, огляделся. Дул слабый, но ровный и прохладный ветер. С неба падал блеклый свет, солнце висело над западным краем плато, и диск его снова размылся оранжевой кляксой — бесформенной и угловатой, вытянувшей над горизонтом длинные розово-серые крылья. Звезды еще не просвечивали сквозь флер, но на востоке уже разгоралось слабое жемчужное зарево, предвестник лунного восхода. Крохотные пыльные смерчи кружились над камнями.
Запрокинув голову, Сиад уставился на солнце.
— Думаешь? — спросил я. — И что решил? Ты робот или человек?
Черная маска дрогнула, сверкнули зубы — Сиад улыбался! Первый раз за все недели нашего знакомства.
— Знать бы, что такое человек, — пробормотал он, погасив усмешку.
— Человек свободен. Вот необходимое условие.
— Но недостаточное.
— И это верно, — согласился я.
Мы приняли груз — рюкзаки, оружие и альпенштоки. Затем через пропасть перебрался Макбрайт. Встал на ноги, сплюнул в расселину и произнес:
— Не знал, что вы умеете летать.
— Не умею. Но хорошо бросаю лассо.
Он взглядом измерил расстояние от скалы, похожей на жирафа, до камня-пня.
— Бросаете на девяносто метров?
— Вас это удивляет? Не слышали про Ристо Корхонену? Этот финн швырнул куриное яйцо еще подальше [76] . И знаете, что самое странное? Оно не разбилось!
Макбрайт насупился.
— Смеетесь?
— Вовсе нет. Вы ведь признались сами, что понимаете всю уникальность моих талантов. Возможно, я не бросал канат, а повелел ему перелететь над пропастью и обернуться вокруг подходящего камня…
76
В 1981 году Ристо Корхонену бросил куриное яйцо на 96,9 метра — рекорд, отмеченный в Книге Гиннесса.