Я из ДМ 7
Шрифт:
— Вот гандоны, — хмыкаю я в ответ и перевожу взгляд на сэнсэя. — Мало того, что сами сдохли, так ещё и тебя с собой хотели утащить.
— Кто? — спросил сэнсэй. — С кем ты разговаривал?
— Как кто? — теперь пришла моя очередь удивляться. — Разве ты их не видишь?
— Кого видишь? Я тут только тебя вижу и туман. А ты кого?
— Да ты меня разыгрываешь, сэнсэй. Ну ладно, подурачились и хватит! Я понял, что ты крут, правда, продул слегка, но на самом деле крут. Чуть не обманул своего любимого ученика. Но ты же должен их видеть?
— Призраков? — спросил сэнсэй. — Нет, я их не вижу. А вот то, что видишь их ты… вот это как
— Для того, чтобы узнать — вижу ли я призраков?
— Да. И не только. Скажи-ка вот что… ты же хотел убить меня? Только в последний момент чуть отдернул руку?
Я кивнул.
— И во время праздничной речи ты хотел убить Минори… Ты испытываешь радость от победы?
— Ну-у-у…
— Не нукай, не запряг ещё! — одернул меня сэнсэй. — Дело тут настолько серьезное, что всё плохо. Даже ещё хуже, чем я думал…
Он снова замолчал, огорченно потряхивая бородкой.
— Опять будешь темнить? — поднял я бровь.
— Да чего темнить? Я тебя позвал сюда для того, чтобы убедиться в моих догадках. Лес самоубийц полон призраков, но видят их только те, чья душа стремится уйти в ночь…
— Это ты паузу театральную выдерживаешь или задумался о том, как дальше ляпнуть что-то в поэтическом стиле?
Сэнсэй тяжело вздохнул. Он посмотрел на меня и вздохнул ещё раз:
— Похоже, что ты становишься Идущим во тьму…
— Кем? — не понял я.
Норобу повернулся и махнул рукой, призывая меня следовать за ним. Я пошел. Не оставаться же среди безмолвного течения тумана.
— Давай я начну с самого начала, — ответил сэнсэй. — Япония не всегда процветала так, как сейчас. Нет, было время, когда сегуны правили страной наравне с императором. А когда много правителей, то каждый норовит потянуть одеяло на себя. В перетягивании одеяла всегда страдали люди. В эпоху становления аристократии в том смысле, в каком она существует сейчас, требовалось пустить пыль в глаза соседу и показать, насколько ты богат. А где взять богатства, если не в грабежах этих самых соседей? Но соседи тоже могли ответить, так что оставалось только грабить своих людей. Самураи отбирали еду, одежду, ценности у простого люда. Могли даже запросто зарубить крестьянина, лишь бы проверить остроту меча. Сегуны и аристократы бесчинствовали так, что довели страну до голода и почти полного разорения… Отчаявшиеся крестьяне и горожане начали отправлять в лес Аокигихара стариков и детей. Отправляли потому, что были не в силах прокормить.
— Охренеть, — покачал я головой. — Чего же тогда революцию не замутили?
— Революцию? — хмыкнул сэнсэй. — Что могли голодные, тощие крестьяне против хорошо обученных сытых самураев? Вспыхивали небольшие возмущения, но сёгунат быстро гасил их в зародыше. И так было до тех пор, пока среди народа не появился Мэзэто Кубо.
— Лидер движения повстанцев? — хмыкнул я.
— Будешь стебаться — замолчу и дам леща, — ответил сэнсэй.
— Всё понял, молчу и впитываю, — поднял я руки.
— Вот и впитывай. Один из сёгунов по прозвищу «Синее море» как-то обратил свой взор на жену Мэзэто. Она была красива и очень хорошо играла на сямисэне, чем и привлекла внимание аристократа. Сначала он пригласил женщину поиграть на его званом вечере, а потом, ночью, взял силой. Когда же аристократ натешился, то бросил женщину на потеху самураям. Еле живая женщина дошла до дома и там скончалась, не в силах пережить позора. Тогда полусошедший с ума от
— Неужто к Оиве?
— К ней самой. Предложил он взамен сил и могущества свою незамутненную чистую душу. Оива согласилась, даровав ему право побеждать. Кубо в первый же день одолел тридцать трех самураев и их сёгуна по прозвищу «Синее Море». Одолел один, голыми руками — такое могущество даровала ему Оива. Уверовал в свои силы настолько, что пошел к народу и заронил в сердцах искры храбрости. Пошли за ним люди. Поднялось самое большое восстание, какое только было за всю историю Эдо. Много крови пролилось, как крестьянской, так и самурайской. И всегда Мэзэто Кубо оказывался в гуще сражения, громко хохоча и сокрушая врагов направо и налево.
— Крутой дядька. Впрочем, с таким-то бустом от Оивы…
— Он прошелся огнем и мечом от края до края Японии. Всюду, где ступала его нога, люди поднимали головы и шли в бой. Кубо был вдохновителем и лидером, ведущим бедноту к светлому будущему. Аристократы ничего не могли с ним поделать. Они обращались к ниндзя, но те тоже оказывались бессильны. Кубо был непобедим. Говорят, что он слышал предупреждения мертвых, а от усопших ни один живой ничего не мог скрыть. Не один аристократический род в то время прекратил своё существование. Кланы распадались, богатеи бежали прочь из страны, надеясь за границами сохранить свои богатства и свою жизнь.
— Мда, реально крутой дядька.
— Крутой… — эхом отозвался сэнсэй. — Крутой-то он крутой. Вот только приближенные начали замечать за ним одну странность… Он перестал щадить врагов. То есть, если раньше самураи сдавались в плен, их разоружали и отпускали на все четыре стороны, то теперь ни один самурай не покидал поля боя. Кубо лично добивал каждого. Он стоял, окровавленный с ног до головы и хохотал, глядя на лежащие тела.
— С катушек спрыгнул?
— Можно и так сказать, — кивнул сэнсэй. — Но дальше стало ещё хуже. Во время одной из битв при Киото Кубо напал на своих приближенных. Он перестал различать врагов и друзей. Это было недолго, но за это «недолго» умерли десять человек. Люди списали на запал боя, но в следующем сражении снова повторилось подобное. Кубо начал сеять смерть направо и налево, не разбирая — кто за него, а кто против. Он обратился против своих друзей. В итоге, на поле боя он остался один. Но он хотел ещё и ещё. Жаждал смерти с той же страстью, как идущий по пустыне жаждет глотка воды. Кубо забыл про восстание, забыл про тех, ради кого он отдал душу Оиве. Он стал Идущим во тьму. И с каждым новым убийством он всё меньше и меньше походил на человека, а всё больше и больше на демона. Он один дошел до дворца главного сёгуна. Дошел, прокричал имя своей жены и бросился в атаку на десятитысячное войско…
— Ого…
— Когда пала первая тысяча воинов, а катана в руках Кубо напилась вдосталь крови, сёгун из рода Токугава приказал отозвать воинов. На их место он выставил пять тысяч лучников. Кубо лишь оскалился в ответ. Он стоял на горе из трупов и грозно рычал на застывших в сотне шагов людей. И люди в страхе озирались, кое-кто даже упал в обморок. И тогда сёгун из рода Токугава дал команду стрелять. Пять тысяч стрел взвились в воздух и затмили собой небо. Кубо взревел, но не отступил. Даже утыканный стрелами, как дикобраз иглами, он начал движение по направлению к стоящим. Второй залп. Третий. Лишь на пятый раз Кубо упал под тяжестью пронзивших его стрел…