Я из ДМ 9
Шрифт:
— Это очень хороший лагерь и там учат, как заработать много денег и потом всю жизнь не работать, — проговорил я, вспомнив слова Харуто.
— Что? — поднял бровь оябун.
— Да я про тех ребят, которых забирают из детских домов. Вспомнил слова одного из бывших воспитанников.
— Да уж, там заработаешь много денег, — покачал головой сайко-комон. — По слухам, там обучают профессиональных убийц, которые не будут знать жалости. У них будет только один бог — командир отряда, а каждое его слово — закон.
— Так почему же… Ах да, — помотал я головой. — И что же, якудза ничего не могут сделать?
Оябун ещё раз пристально на меня посмотрел и я понял, что Кейташи Сато ничего не будет делать с Тараути-гуми. Человек, который носит титул куромаку, явно имеет влияние на эти организации. Возможно, он даже курирует новые возникшие кланы. И уж тем более, он не будет пытаться уничтожить одно из своих детищ. Он предпочтет сохранить свой клан и займет выжидающую позицию, чтобы понять — что принесут новые ветра?
В свете приготовлений к большой войне, порядок будет необходим. А человеком больше, человеком меньше — кто о них вспомнит после войны?
Похоже, что слова о чести, достоинстве и кодексе всего лишь остались висеть в воздухе. Казено-тсубаса-кай начало отходить от своих прежних идеалов.
— Якудза могут многое, но правительство не дает им этого сделать, — с легким нажимом в голосе проговорил Кейташи Сато. — И если поднимать восстание, то вряд ли синдикаты подтянутся. Слишком уж большие деньги тут замешаны, Такаги-кун.
— Но как же быть с нападением на наше кафе? Ведь его нельзя оставить без внимания!
— Увы, мы можем только попытаться выказать наше недовольство действиями молодого клана, — проговорил сайко-комон. — Вряд ли мы начнем войну с правительством из-за кафешки хинина. Даже если этот хинин и сделал раньше для нашего клана немало.
Всё понятно. Только зря время потеряли. Казено-тсубаса не будут впрягаться и не собираются защищать своё имя. Они отвернулись от нас. Печально видеть такое. Я слишком был уверен в поддержке якудза, а оно вон как вышло…
— Господин Сато, а может ли хинин сам разобраться с возникшей проблемой? — спросил я. — Разобраться, не упоминая Казено-тсубаса-кай.
Легкая улыбка возникла на губах оябуна. Он благосклонно кивнул:
— Одним молодым кланом больше, одним меньше. После войны кто о них вспомнит?
— Вы думаете, что всё-таки дойдет до войны? — спросил сэнсэй.
— Судя по настроению наших западных союзников — она неминуема, — со вздохом сказал Сато. — Грядут большие перемены, сэнсэй. Знаете, у китайцев есть присказка: «Меняющийся мир рождает героев». И что-то подсказывает мне, что эта присказка как нельзя лучше подходит к нашему молодому другу-хинину.
Все взгляды устремились ко мне. Я же в ответ криво усмехнулся. Ну какой из меня герой?
Глава 11
Через два дня я заметил изменение в поведении Минори и его друзей. Они стали... какими-то спокойными. Вроде бы всё как обычно, но в то же время не было той незримой ауры агрессии, которая окружала четверку, когда они двигались по коридору. Той самой ауры, которая неосознанно заставляла ребят из кланов победнее невольно делать шаг в сторону, чтобы не попасться на пути.
И вот это не могло не настораживать. Любое изменение в характере противника является сигналом к тому, что против нас что-то готовится. И вряд ли это паранойя. Скорее, это повышение бдительности. Как говорил майор Слава Соколов: "Лучше быть живым параноиком, чем мертвым оптимистом".
Причем это изменение заметил не только я. Во время обеденного перерыва Кацуми заявила:
— Что-то творится с нашими "друзьями". Тетсуи даже поздоровался со мной.
Малыш и Шакко усвистали обедать на стадион, вроде как там тенек и больше места. На самом деле я понимал, что это Шакко хотела нас с Кацуми оставить. Чтобы мы смогли нормально поговорить, а то со всем происшедшим и времени не было на разговоры.
— Скорее всего, какие-нибудь вспышки на солнце, — отмахнулся я. — Вспышки закончатся и к ним вернется былая ненависть и злоба.
— Думаешь? — покачала головой Кацуми. — А между тем я в своей сумке нашла вот что...
Она извлекла на свет цветок хризантемы. Здоровый такой, красноватый, с белыми корнями. На ладони Кацуми он смотрелся клубком из фантастических осьминогов, которых неожиданно шарахнуло током.
— Тебе снова подарили цветок? — поднял я бровь. — Неужели загадочный поклонник?
— Возможно, — пожала плечами Кацуми. — А может быть и не загадочный, а вполне себе известный.
— Хидики?
— А кто же ещё. Вдруг он в меня влюбился?
— Тогда я ему любилку вырву, — мрачно буркнул я.
— Да? А может быть просто не оставишь ему шанса? — Кацуми склонила голову на плечо. — А то что это в самом деле происходит? Какой-то посторонний человек дарит девушке цветы, а от её молодого человека и ласкового слова не дождешься?
— Дурочка ты моя, ненаглядная, — прыснул я, обнимая её за плечи. — Как же не дождешься? Я ведь все ласковые слова стараюсь уместить во взгляде.
— Изаму-кун, вот только чаще всего твои взгляды направлены в другую сторону, — со вздохом проговорила Кацуми.
Она поднесла хризантему к носу и вдохнула аромат. Легкая улыбка разлилась по её лицу:
— Хочешь понюхать? Чудесный аромат, непередаваемый...
— Давай, — пожал я плечами. — Понюхаем, чем пытаются сманить мою девушку...
Кацуми поднесла хризантему:
— Попробуй, это непередаваемо.
Я невольно вдохнул. В ноздри ударил запах школьной встречи первого сентября — слегка горьковатый, с оттенком полыни и календулы, при этом свежий, волнующий кровь. И мне показалось, что при этом всём присутствует какой-то посторонний оттенок запаха. Небольшой запах гари, как будто цветок опыляли дымом от насекомых. Или же он рос возле костра...