Я из тех, кто вернулся
Шрифт:
– Интересно, товарищ лейтенант, как вас оценила государственная комиссия?
– А вы поглядите мой диплом, – ответил Шульгин, – в моем личном деле лежит оценочный лист. Государственный экзамен сдал на «отлично». Я отвечал самым первым председателю экзаменационной комиссии, какому-то московскому генералу из ГЛАВПУРа. А вы сами знаете, во время «ГОСов» столичным генералам в училищах демонстрируют только самых сильных выпускников. Чтобы произвести на них неизгладимое впечатление.
Шульгин пододвинул к себе автомат, резким движением скинул крышку ствольной коробки и стал разбирать оружие отточенными выверенными движениями,
– Генералу ответ понравился. – Усмехнулся, продолжая протирать промасленной ветошью спусковой механизм. – Даже предложил оставить меня на кафедре партийно-политической работы преподавателем. Наши офицеры чуть не окаменели. Потом ротный осмелился возразить. Если бы, говорит, товарищ генерал, вы все четыре года с этим отличником бились насмерть, вы бы ему только одно направление выдали – в рудники, на Колыму. Я, говорит, сам туда попрошусь, если он в училище останется. На Колыму, правда, разнарядки не было. Но вот в Кушкинскую дивизию была единственная разнарядка. Говорят, дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут. Но вот я на Кушке был, а потом оказался еще дальше Кушки – и командую, как правило, небольшим отделением в группе прикрытия.
Шульгин кивнул в сторону прислушавшихся к разговору парней из авангардной группы.
– Если посмотрите мой аттестат, обратите внимание, мог получить золотую медаль, но на последнем четвертом курсе срезали на экзамене по уставам. Сказали, нельзя ставить больше того, что вытворял все четыре года. Поставили троечку с натяжкой.
– Да, – крякнул Шкловский внушительно, – с уставами вы, действительно, не в ладах до сих пор. Просто удивляюсь, как вам удается сохранять авторитет среди личного состава. Не вижу никакого личного примера от вас. А личный пример для офицера – это буквально все! – Шкловский качнулся, шевельнув завязанную на тесемках вещмешка мину, словно специально выставленную напоказ. – Ладно, товарищ лейтенант, не буду мешать распоряжаться с боеприпасами. Мины на этой операции нужны просто как воздух. Вчера мы бы ни на шаг не продвинулись, если бы не собственная батарея за спиной.
Шкловский присел в окопе, раскрыл свою папку и принялся листать густо исписанные страницы. Шульгин тем временем вызвал Богунова и показал ему на ящики с боеприпасами.
– Принимай подарки, сержант, от нашей батальонной артиллерии. Раздай каждому солдату минимум по одной мине, а там уже смотри индивидуально. У кого позволяет здоровье, тому в нагрузку – вторая мина. Только предупреждаю, дембелей не выделять, раздать всем поровну.
Богунов развел руками:
– Обижаете, товарищ лейтенант. Между прочим, это только в примерной разведроте, которой нам всегда глаза тычут, дембеля налегке в горах ходят. Всю тяжесть у них молодежь зеленая таскает. У наших дембелей таких барских замашек не наблюдается. Берем пример с родных офицеров, которые тоже носильщиков не держат, не то что некоторые, – Богунов покосился на батальонного комиссара, сердито шуршащего газетами, вынутыми из тощего вещевого мешка.
– Некоторые вещмешки бумагой набивают, – хмыкнул Богунов, – питаются вроде воздухом, а спят, наверное, под газетками.
Шульгин украдкой показал сержанту кулак. Богунов ловко выпрыгнул из окопа, не в силах спрятать нахальную улыбку. Тут же загрохотал над окопами его зычный голос.
– Товарищ лейтенант, – обиженно и неприязненно заговорил Шкловский, – смотрю я на вас и просто удивляюсь. Вы разве не понимаете, что с подчиненными надо обращаться исключительно на «вы»? Это удерживает их от ответного «тыканья», не провоцирует на хамство. И вообще, у вас какие-то легкие отношения с личным составом. Я бы даже сказал – панибратские. Не армия тут у вас, а какая-то партизанская вольница. Просто удивительно, как это солдаты еще подчиняются вам и сохраняют какое-то уважение?
Шульгин внимательно посмотрел на Шкловского.
– А я, товарищ капитан, удивляюсь совсем другому. Вот мы с вами – русские люди, кажется, и говорим по-русски, а языки у нас с вами будто бы разные…
12
Их разговор перебила шумная веселая возня, которую устроил насмешливый Богунов вокруг ящиков с боеприпасами.
– Объясняю для непонятливых, – громко говорил Богунов, – чтобы потом не били в грудь ногами… К нам доставлены подарочки от любимой артиллерии, – Богунов покрутил миной над головой, – каждому штука, а для особо избранных – две. Прошу разбирать без драки и по очереди. Хватит всем – жадных просим не волноваться.
– Ничего себе подарочки, – ворчал кто-то, – мало нам своих боеприпасов? На десять дней боев набрали, не разогнешься. Так еще от ленивых соседей перепадает.
– Ага, нашлись подарочки! Нет, чтобы жратвы подбросили, скоро паек кончается. А то эти железные окорочка не пожуешь, зубы обломаешь…
– Зато вот вам гантельки каждому! Ха-а… Физкультура для рейдовой роты. Вот кончатся патроны, будем бегать за духами и по темечку их, паразитов, гантелечкой, по темечку…
Богунов критически оглядывал каждого подходящего, словно лошадь на базаре, похлопывал, пощупывал.
– Худоват, плоховат, парниша. До второй мины не дорос. Получай одну. Кто следующий? Ага-а! Товарищ Матиевский. Вот она, каланча пожарная! Глаза завидущие, руки загребущие! Тебе за особую вредность характера две мины.
– Ох, и обижусь я на тебя когда-нибудь, гражданин начальничек, – огрызался Матиевский, – отрастил шею, из-под ушей сразу плечи начинаются. Щеки лопатами. И еще на стройных юношей обзывается. Телеса бегемотские…
Солдаты отмечали их перепалку дружным хохотом.
– Следующий, следующий… Недовольные жизнью и начальством злопыхательствуют в сортирах, глубоко вдыхая тамошние ароматы. Осенев, подходи, не робей, тебе по росту положена только одна порция железятины.
– Плохо меряешь, сержант, – Осенев подобрался, нахмурился, – я потяну и вторую мину.
– Ты что, Осень, сдурел, – крикнул кто-то из солдат, – мало тебе пулемета для твоей комплекции?
– Ага… Он скоро миномет за спину повесит для равновесия.
– Ну, дает Осина. Гнет крепче железа!
Богунов развел руками:
– Коллектив единодушно не одобряет. И лейтенант приказал – всем по справедливости. На килограмм живого веса строго по норме. Вот этому амбалу две мины, как слону припарка.
Развернулся к подходящему Касымову. Гигантская фигура второго ротного пулеметчика нависла над снарядными ящиками.
– Что-то мы не торопимся, Эльдарчик? Захворали, что ли?
– Ага… Больной совсем. Ноги, падла, натер… – угрюмо проворчал Касымов. – Две мины не надо, сержант. Не ишак Касымов. Давай одна мина. Две не надо… Не молодой уже.