Я изменилась навсегда

Джоли Анджелина

Я не понимаю, почему об одних вещах говорят, а о других – нет.

Не знаю, смогу ли я как-нибудь на это повлиять. Знаю только, что хочу это сделать.

Я не была уверена, надо ли мне ехать. Я и сейчас не уверена, но (знаю, для кого-то это может прозвучать фальшиво) я думала о людях, у которых нет выбора.

Я не знаю, для кого я пишу: думаю, для себя или для каждого. Я пишу не для того человека, который сможет прочитать эти страницы, но для тех людей, о которых я буду писать.

Некоторым из моих друзей

казалось сумасшествием то, что я хочу покинуть свой теплый и безопасный дом. Они спрашивали: «Почему ты не можешь помогать им отсюда? Почему тебе надо увидеть это своими глазами?» Я не знала, как им ответить. И я не уверена, что я не сумасшедшая или не глупая.

Папа пытался отговорить меня от поездки. Он позвонил в американское отделение УВКБ, но так как я – взрослый человек, он не смог остановить меня. Я рассердилась на него, но сказала, что знаю, что он меня любит и как отец пытался уберечь от беды. Мы обнялись и улыбнулись друг другу.

Мама посмотрела на меня так, словно я ребенок. Она улыбнулась мне, хотя ее глаза были полны слез. Она волновалась. Обняв меня на прощание, она передала напутствие от моего брата Джейми. «Скажи Энджи, что я ее люблю. И пусть она помнит, что если она испугается, расстроится или разозлится, – надо посмотреть на ночное небо, найти вторую звезду справа и следовать за ней до утра». Это из «Питера Пэна», одной из наших любимых книг.

Я думаю о тех людях, о которых так много читала, о том, как они оказались оторванными от любимых семей. У них нет дома. Они видят, как умирают те, кого они любят. Они сами умирают. И у них нет выбора.

Я не знаю, что увижу там, куда еду, но я с нетерпением жду встречи с этими людьми. Моя первая остановка на несколько часов – Париж, а потом я полечу в Африку.

Среда, 21 февраля

В самолете из Парижа один африканец в красивом синем костюме тепло улыбнулся мне и спросил, не журналист ли я. «Нет, всего лишь американка, которая хочет узнать об Африке». – «Отлично!» – сказал он.

Он казался очень важным человеком и был окружен другими мужчинами в костюмах, которые уважительно вели себя с ним. Когда он сошел с самолета вместе со своими спутниками, его провожала пара военных (один спереди и один сзади), и его снимали на камеру, когда он приветствовал человека, который, должно быть, представлял другую важную группу.

Я пишу это потому, что когда он спросил меня в самолете, собираюсь ли я поехать в другие части Африки, я ответила: «Сьерра-Леоне». А он сказал: «Я боюсь этого места».

После приземления в Кот-д’Ивуар у самолета меня встретил очень приятный человек из УВКБ. Его звали Херве. Он говорил по-французски и совсем немного по-английски. Я совсем немного говорила по-французски. Но я быстро поняла, что иногда улыбки и жесты – это все, что на самом деле требуется. Мы молча стояли рядом, потому что мои сумки сняли с самолета последними.

Сумки каждого были открыты и проверены.

Я увидела больше военных, чем гражданских людей.

Потом я встретилась с еще одним человеком из УВКБ.

В автомобиле мы говорили о том, что в Сьерра-Леоне идет гражданская война.

Люди ничем не отличаются от американцев, какими они были до того, как стали теми, кем являются сегодня. Когда ты думаешь об этом, ты понимаешь, как важно помогать и поддерживать их, так как они определяют будущее сорока двух стран на этом большом, важном континенте.

Если мы будем рассматривать народ Африки как своих союзников и помогать им строить, это поможет и нам.

Я узнала, что США много помогали и что это не осталось незамеченным. Но по сравнению со многими другими странами мы помогаем меньше (в расчете на душу населения). Если сравнивать нашу возможность давать с возможностью других, мы даем меньше.

Если оставить в стороне политику, на уровне людей нам всем стоит помнить о том, что важно и насколько мы на самом деле одинаковые.

Мы должны помогать вначале, когда люди стараются и закладывают основы, а не тогда, когда уже слишком поздно.

Во время холодной войны Африка была расколота. В 60-х годах страны получили независимость, но когда холодная война закончилась, Африка стала нуждаться в помощи для укрепления демократии.

Она нуждалась в помощи, чтобы поддержать людей, отстаивающих те свободы, в которые мы все верим.

Я посмотрела видеофильм о Сьерра-Леоне.

Несколько лет назад они начали двигаться к демократии. Я не помню точно, в каком году, но это было до того, как окончательно разгорелась война.

Если бы мы еще тогда предложили им помощь, возможно, не произошло бы того, что происходит сейчас.

Мы не можем забыть, что наши отцы-основатели были беженцами.

А потом стали беженцами коренные американцы.

Человек, встретивший меня, рассказал о своем пребывании в Америке. Мы оба понимали, насколько мало рассказывают американцам и насколько несведущими они могут быть. Но, к их чести, когда они все же видят, что происходит в мире (от специальных выпусков CNN до историй, время от времени попадающихся в газетах), большинство американцев хотят помочь, и они очень щедры.

Он рассказал мне, что был в Канзас-Сити, Миссури, на Рождество. Он также рассказывал другие истории о своих впечатлениях в Америке. Я думала о том, как он нашел время для путешествия в США из-за того, что «хотел немного лучше понять Америку».

Мало кто из нас был в Мали (африканской стране, в которой он родился).

Может быть, поэтому он был таким гостеприимным. Он хотел поделиться со мной своей страной.

Я зарегистрировалась в отеле в Абиджане на Берегу Слоновой Кости. Должно быть, этот отель когда-то был прекрасным, и он лучше того, что я ожидала. Но я чувствую, что это неправильно – жить в этом месте, пусть всего несколько суток. Я нахожусь в Абиджане, чтобы встречаться с сотрудниками УВКБ. А в субботу я уеду в Фритаун в Сьерра-Леоне, чтобы быть с беженцами.