Я клянусь тебе в вечной верности
Шрифт:
– Я не хочу, чтобы ты умирал, – отчеканила Элиза, отмахиваясь от целителя.
– Что вы себе позв… – голос Мадлен утих по щелчку чародейки.
– Элиза? – спустя паузу выдохнул целитель, кажется, впервые забыв про «госпожу». – О чём ты? Яда нет, я бы почувствовал.
– Яда нет, – чародейка потянулась к моему бокалу. – Есть алмазная пыль в вине. Глянь, сверкает.
Арий уставился на бокал так, будто там было откровение Матери. Потом повернулся к чародейке и широко улыбнулся.
– Ну конечно… Милая Элиза…
– Прекрати, – поморщилась чародейка. И быстро спросила: – Ты видишь будущее, но частями, да?
– Я знал, что господин Ланс будет в безопасности, – развёл руками Арий. – Теперь понимаю почему.
Чародейка усмехнулась и спокойно отправила в рот кусочек медового пирога.
Какое-то время в столовой царила полнейшая тишина. Слуги, как обычно, не двигались, мы с Мадлен застыли, как ледяные фигуры на празднике смены года. Арий, закрыв глаза, тяжело навалился на спинку соседнего с чародейкой кресла.
– Великая Матерь, спаси нас, – выдохнул он вдруг, открывая глаза. – Это же…
– Угу, – откликнулась Элиза, расправляясь с очередным кусочком. Медовый пирог таял на глазах с головокружительной скоростью. – Её муженёк, – она ткнула вилкой в сторону Мадлен, – который невесть куда уехал из поместья и якобы приедет завтра, поторопился и явится со своими друзьями, недовольными вот им, – вилка повернулась ко мне, – уже сейчас. И будут они вершить суд, быстрый и несправедливый. Я отправлюсь спасать моего господина от ваших беспорядков. А эти, с позволения сказать, повстанцы возьмут в заложники целителя, раз уж он так удачно поехал вместе вот с этим идиотом, который с собой даже солдат не захватил. А потом немедленно отправятся в столицу смещать короля Валерия. Сместить не сместят, но регентство установят. Мальчика запрут где-нибудь в крепости, приставив охрану и немого тюремщика. Переговоры приостановятся, потом возобновятся, и скорее всего Мальтия отойдёт Югу без всякой войны. Не знаю, как вам, господа, а меня такое течение событий очень даже устраивает, – и преспокойно вернулась к пирогу.
Если бы она только прожигалась взглядом… Напоследок.
Но я и правда дурак. Знал же, что лордов так просто не успокоить. А я ведь тогда отдал их черни, сам… И сейчас сидел, беспомощный, как котёнок, и только и мог, что злиться да мысленно посылать чародейку в бездну и дальше. Хотя стоило начать с себя.
А вот Мадлен смотрела на меня, и, хоть тоже не могла двинуться, я понимал: она рада. А мне впервые подумалось: «Ну что за мстительная семейка!»
Тишину снова прервал голос целителя.
– Великая Матерь добра и милосердна. Помолимся же о спасении, – и, оторвавшись наконец от кресла, шагнул ко мне.
– Арий, не мешай! – повысила голос чародейка. – Мне будет намного удобнее, если они не станут крутиться под ногами. Могу задеть.
Арий повернулся к ней, и я впервые заметил в его обычно безмятежном, многоопытном взгляде боль.
– Элиза…
– Сядь. Ты предлагал молиться? Поддерживаю, – чародейка отставила пустое блюдо от пирога и молитвенно сжала руки на груди.
Во дворе послышался шум, потом шаги по мраморной лестнице – не менее десятка, я был уверен. Они приближались – торопливо, почти бегом. Слышно было, как слуги им так же торопливо распахивают двери.
Арий, упав на колени, тоже сжал руки на груди и быстро-быстро зашептал беззвучно, одними губами молитву, до боли напомнив мне Рэя.
А Элиза, наоборот, подняв голову, запела:
– Великая Матерь, заступница милосердная, сохрани детей своих, убереги их от напастей, от мора, от голода…
Двери в столовую распахнулись.
То, что произошло дальше, мне трудно описать даже сейчас, хоть уже столько лет прошло. Я видел много разного – и войну, и пытки, и тюремные казематы. У меня есть с чем сравнить – меня, в конце концов, от крови, как даму, к нюхательной соли не тянет. Но не тогда. Мы сидели, замороженные заклинанием, целитель молился, зажмурившись и закрыв уши руками, Элиза пела – красиво, стройно – гимн Матери. А они умирали – цвет мальтийской аристократии, молодёжь, мальчишки, некоторые ещё школу не закончившие. И не только они – все их солдаты, вся их свита, наши слуги. Юный сын Мадлен, имя которого я уже не помню. Муж Мадлен – у неё на глазах. Все. Бились в агонии, убивали друг друга, бросались на мечи, лопались, как мыльные пузыри. Все.
А чародейка пела гимн Матери тихим, спокойным голосом, но почему-то заглушая их крики. И к концу молитвы в живых остались только мы четверо. И всё.
Тогда я понял, что и вполовину не боялся Элизу так, как должен был. Я видел, на что способен овидстанский чародей на войне, я видел, как Элиза убила моего короля. Но так… И тем более она… У меня в голове не укладывалось.
Я это считал богиней?!
Когда всё закончилось, Элиза совершенно спокойно огляделась, допила вино, не забыв сказать: «За здоровье хозяйки!» – и подошла ко мне. Я почувствовал, как меня толкает вверх, заставляя встать. В кровь.
– Арий, – позвала чародейка, – заканчивай. Нам надо выехать отсюда. Мне легче перенести нас в столицу по дороге.
Целитель, жмурясь, поднялся. Зажал рот рукой, открыл глаза и, смертельно побледнев, упал на кучу трупов как раз у его кресла.
– Ну что сегодня за день такой! – тоскливо выдохнула Элиза. – Ланс, понеси его. Для меня он слишком тяжёлый, а заклинания на него не действуют…
Мадлен, по-прежнему скованная – как и я, – осталась сидеть. Позже я узнал, что она закололась то ли кинжалом мужа, то ли столовым ножом. Род Боттеров на ней пресёкся навсегда.
Во дворе нас уже ждали лошади. Я усадил Ария к себе в седло, Элиза, так меня и не отпустив, вскочила на свою равнодушную кобылку. И тихо произнесла, оглядываясь:
– Я знаю, что ты обо мне думаешь. Но… просто, чтобы ты понял: я сделала это для тебя.
«Это?! – думал я. – Для меня?! Убить стольких… так…»
– Убила, как умею, – пожала плечами Элиза, закутываясь в плащ. – Иначе они убили бы тебя. А я почему-то не хочу, чтобы ты умирал. Ты будешь жить, Ланс. Ценою этих жизней или других – мне неважно.