Я, красивая птица. Паспорт животворящий
Шрифт:
О, да – я знаю кое-что об идеальном мире.
Кое-что и ещё немного. Во времена моей юности я жила с родителями в посёлке аэропорта, в двухэтажном доме на четырёх хозяев. Квартиры там были хорошие – большие тёплые и уютные, семьи в них жили счастливые и благополучные, у всех огороды, у всех материальные блага, обусловленные тем, что мужчины работали в аэропорту. Да, тут надо внедрить в текст исторический маркер – если в тексте есть исторические маркеры, у текста больше шансов получить премию, а у автора – купить мебель. Так вот, исторический маркер: Россия, девяностые годы двадцатого века.
Дом
В то же время исчез Лыва, дядя Саша Лужин. На его счёт версий было много – хотя бы несчастный случай на воде: у Лывы был катер, он рыбачил, и так – отдыхать любил. Лыва приличный человек, женатый, с детьми.
Жена Лывы осталась одна, в небольшой квартире на первом этаже в посёлке аэропорта. Лариса Петровна, её соседка, доктор, почувствовала неприятный запах, запах шёл откуда-то снизу. Сначала думала, что ей кажется, потом запах тлена стал более ощутимым, Лариса вызвала ментов. Через ларисино подполье менты прошли в подполье лывиной жены и ничего там не обнаружили, в подполье ровными рядами стояли банки с дачными заготовками. Только на следующий день до одного из сотрудников дошло. Жена, зарубив мужа топором, разделала тело, кости закопала под земляной пол подполья, а мясо засолила, закатала в банки, составила их аккуратными рядами. Предположение сотрудника подтвердила служебная собака, а потом и сама лывина жена. Она сказала, что Лыва хотел с ней развестись, а имущество забрать себе. Имущество, нажитое совместно. Это несправедливо – забирать у женщины имущество, сказала лывина жена. Несправедливо также спрашивать про долг – да, она часто брала у Даниловой продукты под запись, а спрашивать про долг несправедливо. Лывина жена была в отчаянии, в отчаянии пошла домой, в отчаянии взяла топор, в отчаянии нанесла Даниловой удары, сколько – не помнит. Пошла домой, через некоторое время убила мужа и жила, пока Лариса не услышала странный запах.
Идеальный мир – это когда в сорока метрах от твоих ушей убивают женщину, а ты не слышишь, и соседи не слышат, – это важно: соседи тоже не слышат. Идеальный мир – это когда тлен маскируется тем, что в Л'Этуале продают под видом духов. Если бы у лывиной жены были духи из Л'Этуаля, Лариса продолжала бы жить в своём прекрасном идеальном мире. Лариса была красивая, она и сейчас очень красивая женщина, я видела её фото на «Одноклассниках». Лариса, всю жизнь проработавшая детским доктором, достойна идеального мира.
Я точно знаю, что в Л'Этуале, в его подвале, в его подполье, живёт демон. Демон делает духи для женщин, они этого достойны – жить в идеальном мире. О, они этого достойны. А на досуге демон ловит Лыву, наносит ему удар топором по голове, разделывает Лыву, укладывает куски мяса в трехлитровые банки, пересыпает мясо пряностями, солью, закрывает банки, закапывает кости. Утром демон превращается в симпатичных девушек-консультантов. Девушки продают духи другим девушкам и женщинам, они исключительны. Они достойны идеального
Глава 3
Моя бабушка ничего не знала о толерантности, даже слова этого не знала. Она родилась доброй. Либо в какой-то момент жизни позволила себе быть доброй. Она была умной, она хорошо воспитывала шестерых своих детей, я не знаю, почему четверо из них стали алкоголиками. Сыновья моей бабушки, мои искромётные дядьки, которые любили всё и всех, – я не знаю, почему они спились – дочери же не спились, а процесс воспитания шёл в абсолютно равных условиях. Мой роман, вообще-то, о бабушке. Вероятность получить премию за роман о бабушке значительно выше, чем, к примеру, за роман о бытовом убийстве, какими бы ни были его мотивы, сколь бы ни был интересен общественности способ. Да, мой роман о бабушке, это я решила только что, окончательно. Но я не могу знать того, что чувствовала бабушка в той или иной ситуации, нет у меня этого дзена, есть обрывки воспоминаний – бабушкиных. Например, как она родила дядю Валеру, недоношенного, семимесячного, как ей говорили, что он не выживет, ни за что не выживет – в нём весу килограмм, невозможно выжить, имея всего килограмм веса. Бабушка взяла старую дедову крагу – дед был лётчик, летал на открытых самолётах, у него были краги на меху и шлем на меху, в шлеме выводили цыплят на печке. Так вот, бабушка взяла дедову крагу и стала выводить в ней Валерия Павловича, как цыплёнка, и Валерий Павлович стал набирать вес, Валерий Павлович выжил. Да, бабушка знала кое-что об идеальном мире. Когда умер мой дед – другой дед, не Пал Савелич, – когда умер папин отец, мы с бабушкой оказались на поминках. Поминки были татарские для татар и русские для русских. Еда на столе была одинаковая для всех, отличие было в том, что на татарских поминках водки не было, а на русских была. За шторами, в спальне, вторая бабушка, бабка Софья, обсуждала с кем-то русские поминки. Она сказала
– Да никто не напьётся, все же люди, – и добавила после паузы – только гуляевские – свиньи.
Бабушка это слышала, и я это слышала, бабушка сделала вид, что не слышала, я сказала:
– Давай уйдём.
Бабушка сказала:
– Мы останемся. Я ничего не слышала.
Мы остались. Пришли дядьки, по одному в разное время, выпили киселя, съели что-то. Дядьки, каждый, провели за столом не более пятнадцати минут, почтили память по-татарски, без водки, ушли.
О, мудрый демон Л'Этуаля. Надели меня сверхспособностью – не слышать некоторых слов. Тогда мой реальный мир будет иногда становиться идеальным. Надели меня, демон, способностью искренне улыбаться нелепой женщине, заключившей замешкавшуюся меня в свои жаркие объятия.
Я нагрубила бабушке всего один раз – я говорила, что меня совсем никто не любит, она посмела возразить, она сказала, что меня любят все. Я закричала:
– Зачем ты врёшь? Ты бессовестная! – закричала я. – Ты как они!
Бабушка чистила яйцо, яйцо было всмятку, яйцо всмятку варится ровно одну минуту.
– Я тебя люблю, – сказала бабушка. Бабушка протянула мне яйцо (всмятку, варить ровно одну минуту).
Я чуть не выпала из сапога, который надела, чтобы выбежать в ночь, в мороз. Я запнулась о собственный сапог, снимая его. Молния не расстегивалась так же эффектно, как застегнулась. Молния зацепилась за носок, слёзы выкатывались из глаз и смешно разбивались о крашеный коричневый пол. Кое-как сняла сапог, взяла яйцо, ложечку, стала есть яйцо и делать вид, что слёз нет, они катились, но я надеялась, что бабушка их не видит.
Конец ознакомительного фрагмента.