Я, Лунин…
Шрифт:
– Пол-литра, – задумчиво повторил Лунин, вспоминая, когда ему последний раз доводилось пробовать деревенского, настоянного на кедровых орехах, самогона.
– А может, и поболе, – подтвердила откуда-то из-за стола ползающая по полу в поисках разлетевшихся из сумки вещей Татьяна Васильевна, – меньше точно быть не могло. Он пока первую половинку не осилит, гитару в руки ни за что не возьмет.
– И что, часто они так ругались?
– Вовсе нет. – Раскрасневшаяся тетка вернулась на стул, прижимая к груди сумку. Лунин заметил, что молнию на ней она так и не застегнула, но промолчал. – Так-то Дашка девчонка не скандальная была, они с Толиком если о чем и спорили, то все у них как-то смехом всегда заканчивалось.
– А в этот раз, значит, не до смеха было.
– Да какой там. – Татьяна Васильевна покачивалась на стуле из стороны в сторону, баюкая дамскую сумку, словно не желавшего никак уснуть младенца.
По словам тетки, Анатолий и Даша разругались не на шутку. В конце концов, отложив гитару в сторону, Толик предложил своей подруге отправиться куда подальше, например, самостоятельно проехаться по магазинам, а сам, поднявшись с широкой колоды, тяжелой поступью направился в сторону длинного деревянного стола, держа курс точно на тот его край, на котором стояла пятилитровая, на две трети опустошенная бутыль самогона. Даше ничего другого не оставалось, как уйти, что она и сделала, напоследок от души шарахнув и так еле держащейся на старых проржавевших петлях калиткой. Татьяна Васильевна описывала все происходящее в таких подробностях, словно и сама сидела за дощатым столом, периодически опрокидывая в себя очередную порцию пятидесятиградусной кедровой настойки. Было очевидно, что потом она с пристрастием опросила всех присутствующих, чтобы узнать, из-за чего, собственно, произошел конфликт, который, возможно, и стал причиной гибели двадцативосьмилетней Дарьи Мещерской.
После ухода подруги Анатолий пробыл в компании приятелей не более получаса. Петь ему расхотелось, а посему, опрокинув в себя еще пару рюмок, он вскоре распрощался со всей компанией и отправился домой. Благо дом, в котором он жил вместе с матерью, располагался почти по соседству, дорога не заняла много времени, и вскоре Анатолий, едва разувшись, завалился на кровать у себя в комнате и моментально захрапел.
– А вы, значит, дома были, когда он пришел? – уточнил Илья.
– Была, конечно, была, – тетка энергично закивала, – на кухне, с ужином хлопотала. Я ж не знала, что он уже закусил. Да и про то, что они с Дашкой в город собираются, тоже мне Толя не говорил ничего. А тут, видишь, как вышло, ужин ему не надобен оказался. Но готовку ведь так просто не бросишь. Я еще где-то полчаса точно на кухне пробыла, а потом, как закончила, сама чаю попила, да и села перед телевизором. Немного посидела, может, минут двадцать от силы, да и к Клавдии ушла.
– Клавдия – это у нас кто? – на всякий случай осведомился Лунин.
– Ну как же, – по лицу тетки было понятно, что не знать Клавдию по меньшей мере неприлично, – молоко я у нее беру, через день по три литра. Сколько себя помню, так всегда у нее и беру.
– Она коров держит, как Ильхамовы, – поспешил поделиться догадкой Илья.
Лицо тетки, и без того смурное, окончательно погасло.
– С чего это, как Ильхамовы? – На лбу тетки появилась еще одна, выражающая крайнюю степень недовольства складка. – Клавдия испокон веков молоком торгует, я малой была, так к ее матери, помню, с банкой ходила. А эти, – складка на лбу приобрела угрожающий характер, – всего пять лет, как в Ясачке поселились, а уже два десятка коров имеют. – Татьяна Васильевна осуждающе покачала головой и поспешила добавить: – Но они свое молоко все на завод сдают, так не торгуют. Да и кто у них брать будет? Вот ты мне сам скажи, только как есть, ты бы сам стал у них молоко брать?
Лунин, организм которого не усваивал молоко, особенно парное, с самого детства, задумчиво потер указательным пальцем подбородок и невразумительно промычал:
– Нет, ну а зачем… Ведь если у Клавдии есть, то тогда… – Поняв по лицу тетки, что она ждет более четкого ответа, Илья выдохнул: – У Клавдии по-любому молоко лучше.
Судя по всему, претензии у Татьяны Васильевны были не столько к качеству молока Ильхамовых, сколько к самим поселившимся в их селе азербайджанцам. Суть этих претензий оставалась пока для Лунина не ясна, но он и не горел желанием погружаться в пучину межнационально-молочных конфликтов Старого Ясачного.
– Так в какое время вы из дома вышли? – Илья постарался аккуратно вернуть болтовню тетки в более конструктивное русло. – Вы время помните?
– В половине, – утвердительно кивнула тетка и замолчала. Увидев в глазах Ильи непонимание, она торопливо добавила: – Я всегда из дому в половине выхожу. Привычка уже такая.
– Тетя Таня, – Лунин произносил слова ласково, почти распевно, стараясь ничем не выдать закипавший в нем гнев, – в какой половине?
– А? – не поняла Татьяна Васильевна.
Тяжелая ладонь с такой силой хлопнула по поверхности стола, что подпрыгнула не только стоящая возле монитора кружка с недопитой водой, но и сам монитор, а заодно и сидевшая на стуле тетка.
– В половине чего вы вышли? – рявкнул Илья. – Половина седьмого, половина восьмого? Какое время было?
– Восемь тридцать, – испуганно отрапортовала тетя Таня.
– Хорошо. – Лунин мотнул головой из стороны в сторону, словно готовящийся к атаке молодой бычок, и перешел к следующему вопросу.
– Сколько времени вы пробыли у Клавдии и когда вернулись? Только отвечайте как можно точнее.
– Точнее, могу точнее, – затараторила еще не оправившаяся от испуга Татьяна Васильевна. – Я ж там у Клавдии не одна сидела, еще Нинка с Ленкой. Они тоже молоко берут через день, как и я. А в другие дни Ритка с Наташкой, они, значит, тоже по три литра.
– Ушли вы в какое время? – простонал Илья, глядя на часы и понимая, что до обеденного перерыва освободиться ему точно уже не получится.
– В девять сорок. Я точно помню. Нинка на часы посмотрела и говорит: ой, матушки, уже девять сорок, пора и честь знать. Ну, так и я собралась вместе с ней да и тоже в сторону дома. А нам ведь с Нинкой как раз в одну сторону, мы ж на одной улице живем, только она на два дома дальше.
– Очень хорошо. – Лунин вновь мотнул головой. – До дома сколько по времени вы шли?
– Минут пять от силы. Там ведь недалеко, через проулок пройти, а потом уже по нашей улице и идти все время.
– Замечательно, – отсек Илья ненужные подробности. – Анатолий был дома, когда вы пришли?
– Был! – Тетка уставилась на Илью преданным собачьим взглядом. – Был он дома, Илюшенька. Как я уходила, он спал, так и пришла, он спал, похрапывал.
– Но дома-то вас больше часа не было. – Илья отвел глаза в сторону. Жалобный теткин взгляд был ему почему-то неприятен. – Чем ваш сын все это время занимался, знать вы не можете.
Лунин запоздало подумал, что слова «ваш сын» звучат слишком казенно, но было уже поздно. Взгляд тетки потух, и она тихо, почти шепотом произнесла:
– Спал он. Спал! Не мог не спать.