Я люблю Будду
Шрифт:
скажем, на этой футболке, растянутой на почти отсутствующей груди манекенщицы, представлена точная репродукция одной из самых любимых гравюр ХИЁКО: мужчина с членом, похожим на дайкон, заправляет красавице с глазами-щелочками, на спине по-английски написано: НЕОГЕЙША СПАСАЕТ МИР, с субтитрами на катакане. зрители — полицейские следователи, ребята из отдела по связям с общественностью (штат которого после известных трагических событий вырос в два, если, вообще, не в три раза), журналисты и представители правительственного аппарата — ерзают на своих стульях, припоминая, что они видели что-то похожее на соблазнительных девочках из гайдзинов, на улицах токио, и тогда им показалось, что это очень сексуально, но это — тогда, теперь же они вспоминают об этом не без раздражения, но мы опять отвлеклись, этот рисунок был наиболее популярным, та футболка, которая сейчас на мне, тоже пользовалась большим спросом, спереди, на груди, написано по-английски: Я ЛЮБЛЮ БУДДУ — без повторения на японском, но характерным шрифтом, который используется на вывесках китайских ресторанов и
манекенщица переоделась, теперь она вышла в футболке с изображением гейши, восстающей из цветка лотоса, девочка явно не привыкла ходить в традиционных японских гэта, и деревянная сандалия слетает с одной ноги, она решает не подбирать сандалию, все равно этот импровизированный подиум очень маленький, можно доковылять и так. она идет, неловко припадая на одну ногу, от былой сексапильной подиумной походочки не осталось и следа, у нее вид шикарной девицы, которая попала под ядерный взрыв, но с испугу пока еще не поняла, что спешить к парикмахеру больше не нужно, она останавливается, принимает картинную позу, замирает на миг, разворачивается и ковыляет обратно, все, демонстрация закончена, теперь присутствующим раздают пухлые папки с досье, краем глаза я замечаю, как манекенщица выходит через боковую дверь и прикуривает на ходу, не успев выйти на улицу (с такого расстояния мне кажется, что ее зажигалка обтянута зеленой кожей ската-хвостокола). через пару минут я тоже иду домой, потому что вполне очевидно, что это расследование ни к чему не приведет.
Глава 86
в тот вечер, когда неогейши совершили Большой шаг, в парке уено вовсю цвели вишни, насладиться цветением сакуры можно было и в парке ёёги, и в парке комадзава, и на берегах симуды, и у храма ясукуни. но в индустриальной пустоши кавасаки, где располагалась Древняя столица, вишневый сад был только внутри помещения, девушки сами разбили его в старом здании склада, задействовав десять огромных искусственных новогодних елок, усыпанных розовыми блестками, на полу разложили белые футоны, мягкие, как пух. либо — по одному, либо по два-три-пять — рядом, сверху все это смотрелось бы, словно небо под небом, где на каждом облаке спала красивая девушка, и каждой снились яркие, разноцветные сны о драконах, кристально чистых реках, тиграх, волшебных горах, птичках колибри и совершенных телах, кружащихся в бесконечном танце.
кортни проснулась первой, с тупой головной болью, обнаженная, она встала с футона, надела древнее — антикварное — кимоно, вскипятила воду для чая, достала из холодильника глазные капли и запрокинула голову, чтобы принять эти прохладные слезы.
потом проснулась сьюзан. может, ее разбудила кортни. а может быть, просто захлопнулась книга снов, она встала не сразу, а еще долго лежала с закрытыми глазами, впивая в себя ощущения раннего вечера, который был утром для ее тела, ощущения самые разные: ее собственное дыхание (про себя она считала вдохи), жесткий пол под футоном, прикосновение хлопчатобумажной материи к коже и — пока отдаленно и смутно — ощущение всепроникающей белизны.
Кассандра зашевелилась во сне, что-то простонала, ее рука дернулась, она застонала громче, потом рывком поднялась с футона, в белых хлопчатобумажных трусиках и маленькой “детской” маечке, протерла глаза кулаками, выпрямилась в полный рост, так что в спине что-то тихо хрустнуло, и, ловко уклонившись от столкновения с кортни, достала из холодильника бутылку “pocari sweat”, которую тут же и выпила всю, до конца.
блонди закурила свою первую сигарету, даже не оторвав голову от подушки, приток химикатов к мозгу пробудил ясное осознание, что сегодня ночью произойдет что-то значительное и великое, но она решила подумать об этом потом, а сперва надо было подняться, надеть саронг, включить кофеварку и вымыть любимую кружку, на которой написано: “я пью кофе, а вы? давайте разделим друг с другом радость, восторг и особые чувства, всегда будьте гэнки!”
в выбитые окна, ощетинившиеся осколками стекла, задувал ветерок, пахнущий вишней и выхлопными газами, да, зимой на заброшенной фабрике неуютно — хотя прошлую зиму девушки провели именно здесь, в оцепенении и ознобе, но это были приятные ощущения, тем более, что большинство из ночей они спали “не дома”, а на следующий год… когда настанет зима, их здесь уже не будет,
я так и не выяснила, что производили на этой фабрике, или что собирали, или, может быть, заворачивали в целлофан, (я оказалась на фабрике в первый раз в жизни, и я вообще слабо себе представляю, что это такое: процесс производства.) пару раз я подслушала, как Предводительница говорила об этом с другими девушками, и каждый раз у нее была новая версия: (в разговоре с бренди) это была фабрика по производству одноразовых палочек для еды, которая переехала в какую-то тропическую страну, поближе к тамошним лесам; (в разговоре с касси) лаборатория по производству кристаллического метамфетамина, принадлежавшая якудзе и разгромленная конкурирующей группировкой; (в разговоре с корреспондентом “kawasaki courier”, местного издания из тех, которых никто никогда не читает) завод благовоний для религиозных церемоний, закрывшийся в связи с упадком национального духа: отсутствие спроса › сокращение доходов › банкротство; (в разговоре с девушкой-стюардессой в поезде-пуле хикари) авиационное оборудование, устаревшее вследствие новых технологических открытий — на самом деле, очень жаль: там работали такие приятные люди, добропорядочные и семейные.
тот апрельский вечер в токио был не более зловещим, чем все остальные токийские вечера, и ветер дул точно так же, и вишни цвели в садах. ХИЁКО пришла вся на взводе, она буквально дрожала от еле сдерживаемого возбуждения, но в последнее время это было ее обычное состояние, свет отражался слепящими бликами от ее новой кожаной куртки в стиле “нео-мардарин кибер чонг-сам” на скошенйой застежке-липучке, может быть, чуть ярче обычного, но мы не будем вдаваться в поэтические измышления, отныне и впредь мы можем лишь строить предположения, мы ничего не узнаем наверняка.
ХИЁКО, Предводительница, раздала своим неогейшам одинаковые лакированные шкатулки, черные, с перламутровой инкрустацией в виде летящего журавля, хотя нет… ХИЁКО скорее выбрала бы красные лакированные шкатулки с острова Окинава с рельефным изображением пеонов на крышке, или белые — да, именно белые… я пытаюсь сосредоточиться, пытаюсь проникнуться мыслями ХИЁКО… и вот она уже у меня в голове, выбирает за меня, рассказывает мне, что было, и где я ошиблась. ХИЁКО раздает неогейшам крошечные шкатулки, покрытые очень редким белым корейским лаком (при определенном освещении он отливает серовато-зеленым, как жемчуг южных морей), они встают в очередь и принимают шкатулки, словно это — разрезанные на пластинки белки сияющих глаз ХИЁКО. шкатулок хватает на всех, и каждый раз, когда новая неогейша подходит к ХИЁКО, та задерживает ее руку в своей руке, и отдает ей частичку своей гео-чувственной энергии, и пригвождает ее на мгновение к пространству и времени: смотрит ей прямо в глаза и видит не только их цвет, но и звук, и запах, и вкус, и то, что лежит за пределами чувственного восприятия, и говорит: ‹доверься Большому шагу, это — я. это — сейчас.
в каждой шкатулке:
— стандартный аптекарский пузырек со снадобьем нобуёси “разве можно назвать это ядом, если оно исцеляет больное общество?”, похожим на жидкий топаз.
— порция порошка в большой синей капсуле с радужным отливом
— бумажка из китайского “печенья с предсказанием”, на которой написано: ТЫ ЖИВЕШЬ РЯДОМ С БУДУЩИМ.
Глава 87
12 мая 1997
ТОКИО — Сегодня у нас “скорбная годовщина”. После трагедии, учиненной последовательницами загадочного культа смерти, известного как “движение неогейш”, прошел ровно месяц. Этот кошмар потряс всю Японию, словно землетрясение. Сегодня вечером тысячи жителей Токио зажгут свечи в память о жертвах трагедии и выйдут с ними на улицы города, где извращенное, оголтелое изуверство забрало жизни стольких невинных людей; где хостесс-бары, когда-то бывшие центром цивилизованного досуга и мужского товарищества, теперь пустуют, а их владельцы уныло прикидывают свои шансы на “выживание”. Сотрудники следственного отдела Токийской муниципальной полиции вместе с криминалистами из федеральной полиции работают по шестнадцать часов в сутки, пытаясь понять причины этого таинственного преступления. Сегодня вечером, когда вдовы жертв — которые сами теперь стали жертвами, — будут петь свои скорбные песни и зажигать свечи, может быть, кто-то зажжет свечу и в память о предводительнице и идейной вдохновительнице неогейш, урожденной Хитер Питерсон, также известной под именами “Тиффани”, “Колючка” и “ХИЁКО”, которая уничтожила и себя тоже. Многие девушки-члены секты — а из них никого не осталось в живых — были еще совсем юными. Они лишь начинали жить, но уже, без сомнения, страдали от одиночества и страшились той жизни, что ждала их впереди. И все же сегодня многие японцы наверняка задаются вопросом: что подтолкнуло эту юную американку так жестоко расправиться со страной, принявшей ее так тепло и радушно?
Глава 88
мистер ёкояма
уцелевшая жертва “большого шага”
[мистер ёкояма сразу сказал, что будет говорить со мной без переводчика, у него был кошмарный английский в объеме корпоративных вечерних курсов для бухгалтеров и счетоводов, (однако спросите себя, как бы вы сами выразили те же мысли по-японски, и хотя бы из вежливости проявите уважение к его усилиям.) в ходе нашей беседы мистер ёкояма то и дело справлялся с электронным карманным переводчиком: набирал нужное слово или выражение и показывал его мне на экране, чтобы не прерывать повествование, эти слова я привожу здесь заглавными буквами и опускаю затяжные паузы, их сопровождавшие, также я опускаю японские восклицания, выражающие неуверенность.]