Я люблю Капри
Шрифт:
Я иду дальше. Мимо меня проходит отчаянно бранящаяся пара. Я смотрю на нее и думаю, что Люка сейчас, наверное, тоже нелегко. Меня захлестывает новое ощущение — сочувствие. Я не собираюсь усложнять Люка жизнь. Я хочу стать для него утешением, раем. Я не буду устраивать сцен. Ладно. Все по порядку. Сейчас на очереди пирожки с вишней.
Я возвращаюсь в магазин — мама висит на телефоне.
— Это была София! — улыбается она. — Мы решили, что сегодня — День Удовольствий.
— Да?
— Я записала нас в ее салон на процедуры. После работы побалуем себя и подготовимся к сегодняшнему
Выражение моего лица, очевидно, не передает должной степени восторга, так что мама совершает второй заход:
— Я собираюсь сделать роскошный маникюр и педикюр, а потом уложить волосы. А ты?
Я задумываюсь.
— Там делают массаж? — спрашиваю я.
— Конечно! — Мама счастлива, что добилась от меня хоть какой-то реакции. — Хочешь, чтобы тебе сделали массаж?
При нынешних обстоятельствах, решаю я, совершенно необходимо, чтобы меня положили на стол и крепко держали, иначе я не выдержу и помчусь к Арко Натурале в надежде случайно столкнуться там с Люка.
— Пожалуй, — говорю я, к собственному удивлению.
— У них тут есть из чего выбрать — Аюрведа, шиацу; лимфодренажный, с морской солью, синхронный — в четыре руки… — читает мама по буклету.
Мне хочется спросить, который из них, лучше всего помогает от истерии, но я сдерживаюсь и выбираю скраб с морской солью, потому что по названию он представляется самым энергичным, а я должна быть уверена, что массажист сможет меня удержать, если я попытаюсь сбежать.
— Чудесно! — сияет мама. — Может быть, они могли бы…
Я строго на нее смотрю.
— Ну, посмотрим, может, ты еще чего-нибудь захочешь, когда мы туда придем.
— Мои волосы, да?
— Нет, нет, ну… да. Я знаю, тебе нравится, когда они так непокорно лежат. Я думала, может быть, сегодня… нет — все хорошо.
— Я подумаю, — вздыхаю я. Может. Люка прав — таким образом мама показывает, что любит меня. — Ладно, давай я разберу вещи в дедушкином кабинете — у меня осталось только два дня, сегодня и завтра.
Мама откладывает буклет и удивленно смотрит на меня.
— Ты впервые назвала его дедушкой.
Некоторое время я медлю с ответом.
— Ну. Роза рассказала мне о нем немного. На самом деле…
Тут распахивается дверь, и в магазин врывается породистая леди пятидесяти с хвостиком лет. Она выглядит так, будто спорхнула со страниц «Татлера» — из раздела светской хроники.
— Дорогуша, вы должны мне помочь! — восклицает она. — Проклятая авиакомпания потеряла мой багаж — одним богам ведомо, когда я его теперь получу! А мне позарез нужно одеться к ланчу в «Канцоне» — что-нибудь эффектное, потому что там будет одна… ну, словом, соперница! Еще мне нужен купальник и саронг для яхты. Потом вечернее платье и что-нибудь уютное, чтобы накинуть на плечи, когда станет прохладно. Консьерж сказал, вы могли бы мне помочь.
Мама не успевает и слова сказать, как посетительница доверительно сообщает:
— Вообще-то, он советовал спросить Люка, но я бы предпочла, чтобы мне помогла женщина. Итальянские мужчины слишком отвлекают внимание!
Мама улыбается, она в своей стихии:
— Присядьте пока, а я подберу пару вещей. Мне кажется, днем
Несмотря на мамин талант мгновенно подобрать человеку одежду, эта дама все-таки займет некоторое время, так что я решаю взяться за кабинет. А что рассказала мне Роза, я поведаю маме чуть позже.
Я стою перед старым письменным столом Винченцо, сработанным из розового дерева. Все конторские книги Люка уже разобрал, а все необходимые адреса, имена и телефоны переписал в свои записные книжки, так что сейчас мне предстоит только просмотреть старые бумаги и большую часть из них выбросить. Я сажусь в кресло, придвигаюсь поближе к столу и думаю: интересно, не здесь ли Винченцо читал Люка мамины письма? А где садился Люка? Наверное, он приносил табурет из-за прилавка. Или усаживался на стопку модных журналов и телефонных справочников в углу.
Я беру в руки набор письменных принадлежностей в кожаном пенале, но, когда я его открываю, оказывается, что на самом деле это рамка с фотографиями. С одной стороны — моя мама, лет одиннадцати от роду, обнимает Винченцо и гордо улыбается в объектив. Она будто говорит: «Это — мой папа!» С другой стороны — я, лет пяти, сижу у мамы на коленях. Мои ноги похожи на две коротенькие булочки, торчащие из оборчатого платья. Волосы — помесь Ширли Темпл и Мейси Грей. Неудивительно, что Люка влюбился — кто бы устоял? Я ставлю рамку на стол и представляю, как здесь сидел мой дед и смотрел на эти фотографии. Девочки выросли, но он так и не увидел их взрослыми.
Из магазина доносится взрыв смеха и возглас: «Ну раз так — тогда я возьму две!» Надо признать, мама умеет обходиться с клиентами. И хотя она все еще не решила, останется она здесь или нет. я начинаю думать, что остаться — было бы для нас наилучшим вариантом. Хотя бы на это лето. Может, Делия и Моник смогли бы приехать к ней на пару дней — она бы порадовалась.
Один за другим я выдвигаю ящики стола. В одном — сломанные ручки и клубки резинок. В другом — письма благодарных покупателей. Их мы оставим — потом их можно вставить в рамочки и повесить в магазине. Я открываю блокнот — использованные страницы загнуты треугольничками и разрисованы неким подобием граффити. «А ведь я тоже так делаю», — приходит мне в голову. А я-то удивлялась, откуда взялась эта привычка.
Расчистив верхние ящики стола, я отодвигаю стул подальше и открываю дверцу тумбы. За ней две полки. Там лежат две длинные коробки из-под сапог. Я вытаскиваю первую и открываю крышку. Коробка плотно набита конвертами, разложенными в хронологическом порядке, начиная с апреля 1967-го. Я узнаю мамин почерк. Следующий конверт датирован седьмым февраля 1972-го — мама написала это письмо спустя два дня после моего рождения. Я перебираю конверты до конца. Последнее письмо пришло за две недели до смерти Винченцо. Ух ты. Письма за тридцать лет. и все от моей мамы. Дрожащими руками я вынимаю из коробки первый конверт.