Я люблю Капри
Шрифт:
Нашим планам побродить по чудесному собору не суждено сбыться — там идет свадьба. Мы садимся за столик в небольшом кафе напротив храма и ждем, когда процессия выйдет на улицу. Такое впечатление, будто сидишь в театре, в первом ряду. Я рассказываю Люка, как смотрела в Америке шоу под названием «Свадьба Тони и Тины».
— Нью-Йорк! — вздыхает он.
Меня записали в сливки общества. Обжалованию не подлежит.
— Все начинается в церкви — ты садишься там, на скамью, будто ты один из приглашенных. И непонятно, кто — зритель, а кто — актер, пока невесту и жениха не начинают забрасывать вопросами и шуточками с характерным итальяно-Нью-Джерси-американским акцентом, —
Люка смеется.
— Ты танцевала?
— Сначала стараешься не попасться актерам на глаза, чтобы тебя не вытащили на сцену, но когда ты оказываешься там, им уже с трудом удается загнать тебя обратно на твое место! Так похоже на настоящую свадьбу, что когда вдруг объявляют «Шоу закончено, до свидания!», сначала даже не понимаешь, о чем речь. Хочется веселиться дальше…
— Приятное воспоминание?
— О, да! — сияю я.
Люка прав. Такое воспоминание останется со мной на всю жизнь. И то, что происходит сейчас, — тоже. Уверена, я уже никогда не забуду, как мы сидим здесь за столиком, а из собора на площадь выходят люди, одетые с немыслимой элегантностью: волосы мужчин подстрижены и уложены в стиле «Крестного отца», все они в идеально сшитых костюмах, женщины в нарядах из драгоценных тканей ярчайших расцветок, у них длинные черные волосы, уложенные в шиньоны и перевязанные большими бархатными бантами. Невеста — вся в сиянии кружев — замирает на верхней ступени лестницы, потом начинает спускаться. Мы считаем ступени вместе с ней — пятьдесят семь. Ее шлейф покрывает как минимум тридцать.
Вместе с тремя весело галдящими детьми и полной женщиной в шортах мы взбираемся по широкой каменной лестнице и раздумываем, не затесаться ли на свадебные снимки.
— Ты веришь, что человеку дана не одна жизнь? — спрашивает Люка, наблюдая, как обнимаются кузены и племянники.
— Думаю, да, — неуверенно отвечаю я. — Но такими, какие мы сейчас, мы проживаем только одну.
— Может, в следующей жизни я стану им, — говорит Люка, указывая на невысокого мужчину с круглым животиком.
— А я — ею! — Я выбираю модель с ногами от подмышек.
— Можешь представить себе их вместе? — озабоченно спрашивает Люка.
Я улыбаюсь и прижимаюсь к нему. Люка садится на ступени и сажает меня к себе на колени. Я отвожу назад его волосы и смотрю ему в глаза. Он улыбается мне. Так нелегко скрыть тайну, глядя кому-то в глаза. Как будто это связано с риском, что твои мысли могут быть прочитаны. Мне любопытно, догадывается ли Люка, о чем я думаю. «Обещай, что в следующей жизни ты женишься на мне».
В пять вечера мы забираемся в лодку Люка и отчаливаем в сторону Капри. Люка учит меня рулить, а потом пугает — оставляет у руля одну, а сам взбирается на поручни с таким видом, будто говорит: «А, все к черту! Зачем нам жизнь?» Я боюсь, что его унесет в море, а потом, когда я попытаюсь повернуть лодку, чтобы его спасти, перережу его на куски лопастями винта. Поэтому я с излишней настойчивостью и нетерпеливым визгом
Чем дальше мы уходим в море, тем становится прохладнее. Сначала это — приятная прохлада после душного зноя Амальфи, но когда ветер начинает обдувать нас слишком рьяно. Люка, порывшись в кабине, протягивает мне свитер. Серый кашемировый свитер с треугольным вырезом замечательно дополняет мой и без того аляповатый наряд. Люка нравится, что на мне — его одежда, о чем он мне и сообщает. Я на седьмом небе от счастья. Хочется, чтобы мы плыли и плыли, плыли без конца, но вскоре на горизонте показывается Марина Пиккола.
— Может, пойдем завтра на Пунта Карена [86] и посмотрим маяк? — предлагает Люка.
Я улыбаюсь приятной мысли: «У нас есть завтра! Это еще не конец!»
— Замечательная идея! — отвечаю я.
Я только собираюсь тайком поцеловать его напоследок, как тут нас окликают.
— Папа! Ким! Папа! — доносится с берега, и я вижу, как вдалеке на пристани подпрыгивает маленькая фигурка Ринго.
Мы радостно машем ему в ответ. Так приятно снова его увидеть. Я чувствую себя частью семьи. Как только мы приближаемся к причалу, я обнимаю Ринго так крепко, что его ноги отрываются от земли.
86
Мыс на Капри, где расположен старинный маяк.
Ринго с нетерпением наблюдает, как Люка выключает мотор и перегибается за борт.
— Папа! — Малыш тянет его за рукав, чтобы он поднял голову. — Смотри, кто здесь!
Мне незачем оборачиваться. Я по лицу Люка понимаю, что он видит свою жену.
28
— «Что это, черт побери, на тебе надето?»
— Это были первые слова, которые что она ему сказала!
— Сколько времени они не виделись? — ахает Клео.
— Месяц, даже больше.
— Не может быть.
— Да! Но представь — я подумала, что она обращается ко мне, как-никак я была в его свитере.
— Спорим, смотрелось не очень.
— Ну, с моими штанами…
— Я хочу сказать, с ее точки зрения, это выглядело подозрительно — как будто вы успели так близко познакомиться, что у вас появилась общая одежда.
— Об этом я и подумала, поэтому постаралась побыстрее снять свитер, но застряла в нем вместе со шляпой.
— Ты же не носишь шляп!
— Она дополнила мой образцово безвкусный ансамбль…
— Вы, наверное, незабываемо смотрелись!
— Еще бы! Клео! Если бы все это не было так печально, было бы очень смешно — представь, кругом шикарные типы на своих яхтах и мы двое!
— Кто-нибудь смеялся?
— Только Ринго.
— Чудо, а не ребенок.
— Мне отчаянно хотелось сказать ей что-нибудь приятное, чтобы ее успокоить, и я сказала, что Ринго у нее очаровательный, а она огрызнулась в ответ, мол, насколько она знает, его зовут Антонино. или просто Нино. а не Ринго!
— Стерва!
— Вот именно.
— Они целовались?
— Нет, встреча была натянутая. Даже и не знаю, я в этом виновата или у них так принято.
— Он рассказывал тебе, в каких они отношениях?
— Нет. А сама я не спрашивала.
— Как она выглядит?
— Отвратительно.
— Правда?
— Ну, как сверкающая снежная королева. Когда Роза сказала, что она — журналистка, я думала, у нее будет тугая химическая завивка и выщипанные в ниточку брови…
— Темно-розовый контур вокруг губ и перламутровый блеск, — вмешивается Клео.