Я люблю

Седов Б. К.

Лика разыгрывала из себя журналистку, но попадаться самой в поле зрения фотокамер не хотелось. Взяла напрокат скромный по ее нынешним меркам «Мерседес». Тот же подход был применен в выборе одежды. Скромно, но элегантно, так, чтобы привлечь внимание не репортеров, а того, кто ей был нужен.

Каламбур, но открытие больницы оказалось закрытым мероприятием, на которое было сложно попасть, не имея ни пригласительного билета, ни журналистского удостоверения. Мое – липовое, которое я соорудила на всякий случай за полчаса в одном из компьютерных центров не покатило. Не потому, что фальшивое – просто названия «издания», которое я представляла, не оказалось

в списке, с которым сверялся строгий охранник во фраке. Этого товарища, вероятно, арендовали на открытие в каком-нибудь старинном немецком замке, где его предки в течение долгих веков несли свою трудную и почетную службу в качестве дворецких. чем-то он напоминал того лягушонка, что служил швейцаром у Герцогини в «Алисе в стране чудес». Не особенно надеясь на успех, я все же решила, что стоит попробовать еще раз прорваться.

– Послушайте, – я изобразила милейшую из улыбок, какие знала, а также скандинавский акцент, которые в Европе многие находят сексуальным. По идее в воображении мужчины при звуках моего голоса сразу должны были возникнуть сцены из дешевых порнофильмов, где грудастые шведки радостно соблазняют любого встречного.

– Послушайте, здесь какая-то ошибка! Меня должны были внести в ваш список!

Господин во фраке, однако, хорошо выучил свою роль и на провокации не поддавался. А может, я мало была похожа на грудастую шведку. Так или иначе, мне пришлось отойти в сторонку, пропуская счастливых обладателей и обладательниц «правильных» документов. Вот ведь незадача. Ни для кого из них это самое открытие не было так важно, как для меня. И именно я не могу попасть на него, несмотря на все старания. Может, Самошин украл у меня удачу? Может, она ушла, когда погиб Ширази?

Сунув визитку в сумочку, я потопталась, не зная, что еще предпринять. Мимо меня к главному входу здания спешили пары, я машинально полезла за сигаретами, но, встретив неодобрительный взгляд швейцара, остановилась. Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет – хотелось сказать ему по-русски, но сдавать позиции было еще рано, и устраивать скандал я не собиралась.

И была права. Через несколько минут к больнице подъехал лимузин, и господин Штессман собственной персоной проследовал по парадной лестнице. Несмотря на вполне теплую погоду, на нем были теплое пальто и шарф. Элегантная трость в руке; он был сейчас не совсем похож на того человека, с которым я встречалась в Сочи. Как и я, Гюнтер менял маски в зависимости от ситуации.

Штессман прибыл в гордом одиночестве, что очень меня обнадежило – шансы на успех заметно повышались. Я незаметно подвинулась назад, к дверям. Пространство перед больницей было свободно от репортеров – открытие, прямо скажем, не было главным событием дня.

Швейцар вытянулся подобострастно, когда Гюнтер Штессман приблизился к нам. Тот скользнул по мне взглядом. Мой собственный взгляд был в тот момент устремлен в немецкие небеса. Видимо, ангел-хранитель решил, что пора прекратить отлынивать, потому что в следующий момент я услышала рядом с собой знакомый голос.

– Простите, фрау, мы с вами незнакомы?!

– О! – я изобразила на лице растерянность. – Не думаю. Я бы вас запомнила!

– У вас странный акцент! – заметил он. – Славянский, если я не ошибаюсь!

Поскольку в идеале общение со Штессманом могло затянуться надолго, я не стала изображать знойную шведку. Швейцар на изменения в моем голосе не отреагировал никак – наверное, его вообще ничем нельзя

было удивить.

– Верно, – сказала я, – я русская!

Честность – лучшая политика. Если собираетесь лгать по-крупному, то будьте правдивы хотя бы в деталях. Иначе вас легко можно будет подловить на какой-нибудь мелочи. Этому меня не учили ни в банде Стилета, ни в Конторе – элементарная логика.

– Странно! – повторил Штессман, но тут же извиняющимся тоном пояснил. – Простите мою бестактность, я Гюнтер Штессман.

– Анна, – сказала я. – Анна Карпова!

Имечко я выбрала сама, когда Ширази распорядился подготовить новые документы. Документы, по которым мне предстояло начать в Европе новую жизнь, оставив в прошлом все, включая и настоящее имя, и придуманное Конторой, и бандитскую кличку. Маркиза! Если бы он знал, чем все закончится! Если бы я знала… Но сейчас было не время для рефлексии.

– Вы со спутником? – осведомился он.

– Нет! Вообще-то я прибыла по поручению своего знакомого. Он редактор светского журнала в Петербурге, а я вроде как внештатный корреспондент.

– Госпожи Карповой нет в списке приглашенных журналистов! – возгласил швейцар в ответ на вопросительный взгляд Штессмана.

– Так впишите, пожалуйста! – Гюнтер умудрился сказать это таким тоном, что лягушонок, пардон, швейцар нисколько не обиделся и с достоинством поклонился ему и мне.

Я сдержала улыбку, чтобы не испортить сцену.

– Поспешим, нас уже ждут! – произнес Штессман и увлек меня за собой.

Впрочем, ждали не нас, а его, и, сославшись на свою природную скромность Лика отказалась сопровождать его к ленточке, где уже стояли директор новой больницы и какие-то государственные мужи. Камеры уже щелкали. Этого еще не хватало: достаточно одному снимку попасть в Контору – и пиши пропало. Конечно, парашютный десант в Берлин Контора не забросит. Но выскочить из страны не дадут как пить дать!

Штессман тем временем говорил у ленточки какие-то скучные и правильные слова, размахивая блестящими ножницами. Переводить их было лень – в таких случаях всегда говорят одно и то же, что в Берлине, что на Мадагаскаре. Один раз она поймала его взгляд и улыбнулась. И тут же отодвинулась поглубже – а не то еще вытащит на всеобщее обозрение, чтобы поручить, как «комсомолке, гимнастке, отличнице» перерезать эту чертову ленточку. Как Лика уже поняла, даже в своей официальной ипостаси Гюнтер Штессман был способен на экстравагантные фортели. Нет, слава богу, пронесло. Церемония закончилась быстрее, чем она ожидала, и вскоре Штессман опять присоединился ко мне.

– Простите, если я покажусь навязчивым, – уверенность, которую он излучал минуту назад, в свете вспышек, куда-то подевалась. – Но что вы скажете, если мы сбежим с этого мероприятия? Обещаю дать вам развернутое интервью с фотографиями – их подготовят в моей пресс-службе.

Маркиза изобразила на лице нерешительность.

– У меня важная встреча, но я освобожусь через час! – сказала она. – Если вы дадите ваш личный номер…

Само собой, номер она получила. Господин Штессман был истинным джентльменом, а это, в свою очередь, означало, что церемония ухаживания может затянуться надолго. В иных обстоятельствах Лике это понравилось бы, но сейчас у нее не было времени. Она решила, что можно немного форсировать события, не рискуя выглядеть при этом похотливой шлюхой. В конце концов, разве это не ее амплуа – роковой и непредсказуемой женщины.