Я – меч, я – пламя!

Кононюк Василий Владимирович

Оля выделила для себя несколько пунктов, которые ей показались достаточно важными для понимания происходящего.

Пункт первый. Любой правитель, и Сталин в том числе, должен иметь здоровую дозу паранойи в характере, иначе ему не выжить.

Пункт второй. Любой правитель воспримет крайне болезненно, если о заговоре в стране сообщит не его тайная служба, а правитель соседней страны.

Пункт третий. Любой правитель предпримет после этого все возможное, чтобы ситуация, когда на непорядок в доме ему указывают со стороны, больше никогда не повторилась.

Получалось, что основным спусковым крючком для репрессий послужили документы о заговоре в высшем командовании РККА, переданные немецким посольством. А дальше НКВД начал штамповать

признания об участии в заговорах со скоростью печатного станка, все привыкли к виду крови и начали искать, кого бы еще расстрелять. А кто ищет, тот, как известно, всегда найдет…

Возможная причина начала репрессий, связанная с внешним источником информации о заговоре военных, была ею заблаговременно устранена. Конечно, можно долго спорить, стоит ли называть полноценным заговором беседы, в которых высшие чины РККА обсуждают, что для страны будет лучше. Правда, высказывая при этом идеи: мол, если нынешнего бестолкового главу государства расстрелять, а власть в стране взять в свои крепкие руки, практически сразу наступит коммунизм на всем земном шаре. У Оли на этот счет была твердая уверенность: если такая поганая мысль пришла в голову военачальнику, он должен хотя бы полчаса биться головой о стенку, чтобы выбить ее раз и навсегда. А ежели военный чин произнесет такое вслух, первый, кто это услышит, обязан расстрелять его без суда и следствия.

Теперь основной ее задачей было обозначить в сознании вождя угрозу, которая превышала бы по своему масштабу те, которые ему будут предъявляться Ежовым, и заставляла бы его держать под контролем работу НКВД, не давая репрессиям принять масштаб, причиняющий ощутимый вред обороноспособности страны. Работа непростая, в конце тридцать пятого года трудно было себе представить, какую мощную армию сумеет создать Германия в ближайшие четыре года. Но в обстановке, когда все были уверены, что социалистическому государству империалисты не дадут жить спокойно, основной психологический фон уже был создан, оставалось только акцентировать внимание на признаках приближающейся войны и обрисовать ее масштабы.

Ожидать, что Сталин сразу поверит в возможность настолько катастрофических событий, было бы глупо, но вода камень точит, в совокупности с другими проверенными прогнозами любая, даже самая невероятная, перспектива будет восприниматься серьезно.

Опустив конверт в почтовый ящик, Оля направилась домой, к «тетке». Нужно было выспаться. Завтра утром она с еще двумя помощниками отправлялась на площадку – размечать будущие окопы и позиции. А послезавтра, в выходной, около сотни энтузиастов пулевой стрельбы с кирками и лопатами должны были, перевернув тонны земли, подготовить будущее стрельбище к приему первых участников нового состязания, получившего неофициальное название «Дуэль снайперов». Официальное название начальник районного отделения Осоавиахима изменил на «Поединок снайперов».

Тридцатого числа, в следующий выходной, должны были состояться открытие стрельбища и первые отборочные соревнования. Восемь первых пар, соревнуясь по системе проиграл – выбыл, должны были определить участника финального соревнования. В результате отбора планировалось набрать тридцать два финалиста. Чтобы успеть за зиму провести первый финальный тур, отборочные соревнования собирались проводить практически через день. Многие участники хотели познакомиться со стрельбищем до соревнований. Так что его будущим работникам до открытия второго стрельбища пришлось бы несладко.

Заглянув по дороге в магазин, купив бутылку водки и немного продуктов, Оля довольно ухмыльнулась. Хороший руководитель, а завтра ей предстоит такая роль, должен заботиться о подчиненных. Тогда они с удовольствием подчинятся.

Сталин раздумывал над прочитанным. То, что Ольга не горит желанием встречаться, пока не получит гарантий личной безопасности, его совершенно не удивило. Это был образ мышления близкий ему и понятный. Иосиф Виссарионович, может быть, и согласился бы

отложить эту встречу на будущее, но короткое описание катастрофического начала войны, приведенное в письме, требовало немедленной реакции. Он не мог отмахнуться от сообщенного как от досужего вымысла по одной простой причине. Несколько дней назад Орджоникидзе доложил, что буровая бригада мастера Твердохлебова после трех месяцев бурения на глубине тысяча девятьсот метров дошла до нефтеносного слоя в месте, указанном в письме. Дебет скважины точно пока не измерен, на трубу надета запирающая муфта, и до конца строительства всей инфраструктуры по вывозу нефти никто ее точно измерять не будет. Но по оценкам мастера, руководившего работами, показатели как минимум втрое превышают дебет бакинских скважин. Так что, несмотря на то что нефть находится глубже, чем в Баку, себестоимость ее получится значительно ниже. Качество нефти очень высокое. Учитывая, что стратегически данное месторождение, в отличие от Баку, полностью недоступно для авиации любого возможного противника, район нужно было срочно развивать.

Была еще одна существенная причина вкладывать деньги именно в новое месторождение. Для каждого месторождения нефти можно посчитать оптимальное количество скважин, которое позволит, с одной стороны, выкачать всю нефть, а с другой – выкачивать ее достаточно много, не превышая допустимого уровня добычи на одной скважине. В Баку сверлить дополнительные скважины смысла уже не имело. Это привело бы к тому, что месторождение истощилось не через двадцать лет, как было просчитано, а значительно раньше. Оптимальное количество скважин там уже давно было достигнуто и превышено. За последние два года открыли несколько мелких месторождений в Башкирии, но такой лакомый кусок, как указанный Ольгой, не попадался. Открытие обещало существенно уменьшить назревающие проблемы с нефтью и бензином. Сталин сразу велел Серго строить ветку железной дороги и искать кредиты за рубежом на разработку данного месторождения.

После всех подтвердившихся фактов, имевшихся в письмах, уже трудно было отмахнуться от самых фантастических предсказаний. Еще одно обстоятельство давило холодной тяжестью, не давая возможности отвергнуть прочитанное. Было совершенно очевидно, что Ольга знала о поражении с самого начала, все ее действия приобрели окончательный смысл только после этих нескольких фраз, нарисовавших полный разгром РККА в первые три месяца войны.

И в том, что она коснулась этого обстоятельства только теперь, долгих семь месяцев готовя почву для того, чтобы к написанному отнеслись серьезно, чувствовался тот холодный неумолимый расчет, который напрочь отметал любую попытку списать известия о будущих военных действиях на гипертрофированное восприятие или психическую неуравновешенность.

Вождь не собирался ждать еще семь месяцев, чтобы узнать окончательные детали. Они были нужны ему сегодня. Сталину требовались мелочи, которые сделали бы картину объемней и заставили поверить: да, такой фантастический вариант развития событий возможен, нужно начинать действовать. Действовать, чтобы похоронить этот сценарий как можно глубже, изменить будущее, пережить грядущие события совсем по-другому и забыть о написанном как о кошмарном сне.

– Садитесь, товарищ Артузов, читайте.

Прочитав письмо, Артузов долго рассматривал эскизы танка и приведенные ТТХ.

– Что вы можете нам сказать по поводу этого письма, товарищ Артузов?

– Я думаю, что основную причину своих действий Ольга нам раскрыла. Ее беспокоит ее дальнейшая судьба, при этом она хочет, чтоб в ней ничего существенно не менялось.

– Вы уверенны, что она одна? Почему она всегда пишет в своих письмах «мы»?

– Элементы маскировки, да и текст выглядит солидней, привлекает внимание.

– Все это неважно, товарищ Артузов. То, что она сообщила в этом послании, слишком серьезно для того, чтобы дальше играться в игры. Договоритесь с ней о встрече, ее безопасность и возможность дальше заниматься своей работой я гарантирую.