Я, Менгск

Макнилл Грэм

– Кто бы говорил, – возразил Арктур. – Ты протестуешь против существующего порядка постоянно. Все, что я регулярно слышу в разговорах студентов Академии, так это то, что ты только и делаешь, что накаляешь обстановку на Корхале. Своими речами о коррупции в Конфедерации, и как было бы лучше нам без нее. Почему-то это тебя не смущает!

Ангус откинулся на спинку стула, удивленный вспышкой Арктура. То, как сынишка представляет жизнь за пределами своего мирка, вызвало в нем гнев.

– Ты понятия не имеешь, о чем ты говоришь, – сказал Ангус. – То, что делает Конфедерация

на Корхале, это преступление. Повсюду коррупция, откаты, взяточничество. Если у тебя есть деньги, закон становится не более чем шуткой. Практически каждая копейка, заработанная гражданами Корхала, идет в казну нескольких корпораций-марионеток Конфедерации. А это наша собственность! Независимые от Конфедерации предприятия чахнут и закрываются! Скажи мне, это по-твоему должный порядок вещей?!

– Я не знаю, – помолчав, ответил Арктур. – Все, что я хочу, это стать изыскателем.

– Изыскателем? Чтобы копаться в грязи и камнях, как какой-нибудь келморийский контрабандист? Вряд ли. Ты сын сенатора, Арктур! И твое предназначение заниматься более серьезными вещами, чем разведка недр!

– Я не хочу великих занятий. Я просто хочу делать то, что мне нравится, а не то, чем я, по твоему мнению, обязан заниматься.

– Ты слишком молод, чтобы действительно знать, чего хочешь, – сказал Ангус.

– Я знаю, что не хочу идти по твоим стопам, – огрызнулся Арктур. – Черт возьми, я могу даже записаться в армию!

– Не будь так уверен. Это в тебе говорит гнев, – сказал Ангус. – Ты далек от реалий жизни. Не знаешь, что сделала Конфедерация, и что еще сделает, если никто не остановит ее. После крушения суперносителей, Старые Семьи веками, с помощью силы, хитрости и коррупции, гребут все под себя. Скоро не останется ничего, что еще не попало под их контроль.

– Ну и что? Кто сказал, что это плохо?

Ангус подавил свой гнев, но все еще чувствовал раздражение, угасающее перед упрямством его сына. Неужели парень не понимает, насколько коррумпирована Конфедерация? Неужели он не видит ужасную судьбу, которая ожидает всех благомыслящих людей, в случае, если они не поддержат всеохватывающее влияние отдаленного, бездумного, жестокого правительства?

Глядя Арктуру в лицо, Ангус видел, что тот не понимает всего этого, и у него сжалось сердце.

Выступая с речью на Палатинском Форуме, Ангус Менгск склонял упрямых сенаторов на свою сторону, выигрывал безнадежные процессы благодаря своему красноречию, но он не мог убедить своего собственного сына в том, что Конфедерация – великое и ужасное зло, которое угрожало всему, что ценили свободные люди Корхала.

Ангус Менгск, сенатор-подстрекатель и сын Корхала, может спасти свою планету, но, при этом, может потерять сына.

Он понял всю иронию этой ситуацию.

На следующее утро, как только над горами взошло солнце, Арктур зевнул, услышав, как открылась дверь в его комнату. Он повернулся на другой бок и улыбнулся, так как в проеме двери стояла Дороти, сжимая в ручках ярко-голубую фигурку пони по имени Понтий.

– Что случилось, малышка Дот? – спросил он, приподнимаясь на кровати.

–

Почему ты ругаешься с папой? – спросила Дороти.

Арктур засмеялся.

– Это серьезный вопрос для такой маленькой девочки.

– Но почему?

Арктур опустил ноги на пол и развел руки в стороны, после чего Дороти подбежала и запрыгнула к нему на колени.

– Ты с каждым днем становишься все больше, – сказал Арктур. – Ты толстеешь.

– Ничего я не толстею! – завизжала Дороти, тыча пальчиками ему в ребра.

– Ладно, ладно! Ты не толстая!

– Я же говорила, – сказала Дороти, удовлетворенная тем, что последнее слово осталось за ней в этом споре. Она посмотрела на Арктура. Юноша знал, что она отнюдь не забыла, что брат не ответил на вопрос.

– Я бы хотела, чтобы вы с папой не ругались, – сказала Дороти.

– Я бы тоже этого хотел.

– Так почему вы тогда ругаетесь?

– Это тяжело объяснить, Дот, – сказал он. – Мы с папой... ну, у нас с ним разные мнения по поводу многих вещей, и он слишком упрям, чтобы признать, что он не всегда прав.

– А ты что всегда прав?

– Нет, не всегда, но – …

– А как ты тогда можешь знать, что папа не прав?

Арктур открыл, было, рот, чтобы ответить на вопрос, основанный на детской логике сестры, но совершенно запутался, когда не смог придумать ответ, который удовлетворил бы их обоих.

– Полагаю, я не знаю. Но он хочет, чтобы я делал то, что я не хочу.

– Что, например?

– Например, не быть тем, кем я хочу быть, – сказал Арктур.

– А кем ты хочешь быть? Разве ты не хочешь быть как папа?

Арктур покачал головой.

– Нет.

– Почему?

Тихий стук избавил Арктура от необходимости отвечать, он поднял голову и увидел в дверном проеме свою маму. Кэтрин Менгск была одета в длинное платье кремового цвета с темно-синим лифом и выглядела очень бодрой, как будто она всю ночь отдыхала, а не пыталась спастись от вооруженных солдат.

– Дороти, пора завтракать, – сказала Кэтрин.

– Но я не голодна, – сказала Дороти.

– Не спорь со мной, юная леди, – предупредила мама. – Спускайся на кухню и скушай кашу, которую тебе приготовила Сеона. И не нужно воротить нос. Иди.

Дороти потянулась к Арктуру и чмокнула его в щеку, потом спрыгнула с его коленей и выбежала из комнаты, волоча за собой Понтия.

Как только Дороти ушла, Арктур встал и натянул рубашку и брюки, поправляя подтяжки на плечах.

– Ты так и не ответил на ее вопрос, – сказала мама.

– Какой вопрос?

– Почему ты не хочешь быть, как твой отец?

Арктур провел пальцами по своим темным волосам и налил стакан воды из стоящего у кровати серебряного кувшина.

– Потому что я хочу заняться чем-то своим в жизни.

Кэтрин прошла в комнату, – изящная, сильная, – и положила руку на плечо Арктура. В этом прикосновении чувствовалась материнская любовь и успокоение. Арктур пожалел, что к отцу он не настолько же близок, как к матери.

– Арктур, твой отец всего лишь желает тебе лучшего, – сказала его мама.