Я, Мона Лиза
Шрифт:
Отец и Франческо тихо переговаривались, склонившись к столу с двух сторон от меня. Франческо разложил перед собой эскиз и, указывая на юбку, сказал:
— Я подумал и решил, не выбрать ли нам ткань полегче. — Родственники во время обсуждения пришли к единому мнению, что юбку следует шить из бархата, но, поразмышляв, Франческо понял, что этот выбор был сделан под влиянием исключительно холодного вечера. — В июне обычно тепло. Лиза, что скажешь?
Я сама поразилась, как холодно прозвучал мой голос.
— Я скажу, что отец устал и ему пора
— Лиза, — с легким упреком ответил отец, — мессер Франческо еще не до конца обсудил с нами платье, и у него есть право насладиться бокалом вина.
— Я не спорю. Пусть наслаждается вином, а тебе пора отдыхать.
Франческо резко повернулся ко мне, подняв черную бровь.
Отец заморгал и тихо вздохнул. Несколько секунд он внимательно в меня вглядывался, а потом, наконец, произнес:
— Я… действительно устал.
В это легко было поверить. Он сидел, облокотившись на стол, словно поддерживал не только себя, но и какой-то невидимый груз. Его волосы отсвечивали теперь не только золотом, но и серебром. Взгляд хранил тайны, одну из которых я теперь знала.
Поднявшись, он положил руку на плечо Франческо.
— Храни вас Бог, — произнес он, словно предостерегая гостя, потом наклонился и печально поцеловал меня в щеку.
Я вцепилась в ножку бокала, прислушиваясь к его шагам: вот он выходит из комнаты, пересекает огромный вестибюль, поднимается по лестнице.
Не успели затихнуть его шаги, как заговорил Франческо:
— Я принес тебе подарок. — Он пошарил среди вороха образчиков и вынул небольшой квадратик красного атласа, перевязанный ленточкой. — Не хочешь взглянуть?
Я кивнула, ожидая, что он передаст мне подарок, позволит открыть его, но вместо этого он сам потянул за ленточку и достал из блестящего атласа что-то яркое.
Глаза Франческо засияли каким-то странным огнем. Он поднес подарок к свечам: изумрудный кулон. Камень висел на блестящей золотой цепочке и медленно вращался. Франческо сверлил меня глазами, слегка приоткрыв рот.
— Ты стремилась, чтобы отец ушел. Быть может, ты хотела остаться со мной наедине?
— Быть может, — тихо отозвалась я.
Он мог подумать, что я специально завлекаю его, но я боялась заговорить громче, а то голос наверняка бы дрогнул. Мне даже удалось слегка улыбнуться.
— Ты была с ним? — спросил Франческо, сверля меня взглядом. — Твой отец говорил, что ты провела там меньше суток.
Я, не отрывая глаз от бокала, покачала головой. Это была первая дерзкая ложь.
Мой ответ доставил ему удовольствие и в то же время взволновал его.
— Посмотри на меня, — сказал он, раскачивая украшением перед моим лицом. — Хочешь его получить?
— Что?
— Кулон. — Он наклонился вперед и жарко задышал мне в лицо. — Скажи, что хочешь.
Я начала запинаться.
— Х-хочу…
— И на что ты готова пойти ради него? — Слова хлестали как кнут.
Я спрятала гнев и уставилась
— На все, что угодно, только скажи, — прошептала я.
— Громче. Ты ведь уверена в своих словах. Смотри мне в глаза.
Я посмотрела ему в глаза. И повторила каждое слово.
Он быстро поднялся, подошел к двери и плотно ее закрыл. Стремительно вернулся к столу и, встав рядом со мной, резко выдвинул мой стул. Затем наклонился надо мной и принялся раскачивать кулоном у меня перед лицом. Он весь горел, грудь его вздымалась, глаза сияли диким огнем.
— На колени, — велел он. — Проси хорошенько. — Во мне всколыхнулась ненависть. Я уставилась в пол, раздумывая, на что готова пойти, лишь бы защитить ребенка Джулиано. Нашего ребенка. На что готова пойти, лишь бы спасти моего отца. Я покорно соскользнула со стула на колени.
— Дай мне кулон, пожалуйста.
— Вот так. — Он вспыхнул и нервно задрожал. — Выходит, такова твоя цена. — Он небрежно отшвырнул кулон в сторону, и тот упал на ковер перед камином.
Потом он рывком поднял меня с пола. Я ожидала, что он сейчас поцелует меня, но ласки ему были не нужны. Он прислонил меня к столу, резко сдвинув все бокалы. Один упал на каменный пол и разбился.
Франческо толкнул меня на твердую дубовую столешницу, ноги у меня свисали, касаясь пола. Я инстинктивно прижала ладони к бедрам, оправляя юбки, но он рванул их вверх с такой силой, что моя сорочка из тончайшего французского батиста с треском лопнула.
Обезумев, он стянул одной рукой черные рейтузы и приподнял нижнюю рубашку, безрукавки под туникой на нем не было. Мое сопротивление только разожгло его пыл; поняв это, я заставила себя покориться и обмякла, когда он задрал мне руки за голову, сжав с невероятной силой запястья.
Он вел себя как животное. Так грубо овладел мной, что я вскрикнула от боли.
И тут душа оставила меня. Она покинула мое тело и слилась со светом и тенью, игравшими на потолке, с запахом свечей, зловеще горевших у меня над головой, с теплом, лившимся из камина.
Я превратилась в крепость, а он — в таран, пытавшийся меня разрушить. Но я устояла. Джулиано и наш ребенок не пострадали.
Я пришла в себя, почувствовав, как в меня и из меня льется горячая влага. Я охнула, когда Франческо отпрянул так же резко, как и овладел мной, и зажала руку между ногами, поняв, что меня ранили.
Медленно я начала приводить себя в порядок и сползла со стола, встав на нетвердые ноги. Он все еще тяжело дышал, проворно заправляя нижнюю рубаху в рейтузы, одергивая тунику и застегивая пояс. Заметив, что я смотрю на него не мигая, он улыбнулся. Он был весел и игрив.