Я - Мышиный король
Шрифт:
Я не очень боялся, что меня тут узнают, все-таки слишком много времени протекло с тех пор, как я бегал по этому двору мальчишкой - много времени и очень много событий, к тому же за последние месяцы я отрастил себе длинные волосы, чтоб они, начесываясь, закрывали лицо, а недели за две до сегодняшней акции, по совету все помнящего и все подмечающего Крокодила, начал, как дурак, отпускать нелепую редкую бороду, напоминающую козлиную.
Так что, узнать меня было бы затруднительно.
Рисковать я не собирался.
Правда, пока все складывалось довольно удачно, двор мы пробуровили,
– Франц? Откуда ты взялся, мой мальчик? Давно тебя не было видно...
Это была, конечно, тетя Аделаида.
Надо же!
Меня точно ударили.
С какой это стати тетя Аделаида, которой, по-моему, уже сильно за девяносто и которая обычно сидит у себя в закутке, никуда не высовываясь, именно сегодня вдруг выползла из своей конуры, да еще в тот момент, когда здесь находимся мы с Крокодилом?
Я уж не говорю, что она узнала меня несмотря на измененную внешность.
Лично я, например, ее не узнал.
Флюиды, что ли, какие-нибудь?
Этого еще не хватало.
Тем не менее, требовалось как-то отреагировать на приветствие: Крокодил, уже сделав пару шагов, словно мрачное привидение, вырос у нее за плечами, и, по-моему, правая его рука начала подниматься.
Вероятно, в моем распоряжении оставались всего две-три секунды.
А, может быть, и не оставались.
– Здравствуйте, тетя Аделаида!
– бодро сказал я.
– Как вы поживаете? Надеюсь, что у вас все в порядке? И сестра моя тоже - передает вам привет... Извините, но мы с приятелем очень торопимся!..
– После чего так же, как Крокодил, быстро переместившись и схватив его за руку, которая действительно уже поднималась, прошипел раскаленым начальственным голосом, не допускающим возражений:
– Пошли отсюда!
– Свидетель, - шепнул Крокодил, указывая на Аделаиду.
– Я приказываю: пошли!
– Ну ладно, тебе виднее...
Эта встреча была, пожалуй, даже полезна для самочувствия, я пришел в возбуждение, которого мне не доставало, появилась решительность и ясное ощущение, что все пройдет так, как намечено, - в несколько энергичных прыжков я взлетел на четвертый этаж и, обычными, сдвоенными звонками взбудоражив квартиру, сунув ногу в высокую дверь, которая распахнулась довольно скоро, поприветствовал тупую сонную рожу, выглянувшую оттуда наружу:
– Доброе утро, Гансик!.. Мы тебя, надеюсь, не разбудили?..
У меня даже хватило энергии радостно и широко улыбнуться, изображая веселье, правда, боюсь, что улыбка получилась не слишком располагающая: Гансик как-то моргнул, непонимающе уставившись на меня, а заметив унылого Крокодила, тоже осклабившегося, как аллигатор, и вовсе замотал лохматой башкой, вероятно, пытаясь сообразить, зачем это мы притащились, но со сна, разумеется, ничего хорошего не сообразил и, оставив попытки о чем-либо догадаться, просто вяло и невыразительно улыбнулся в ответ:
– Заходите, ребята! Сейчас я вам кофе поставлю...
И пошел - оборачиваясь, приглашая нас за собой в квартиру.
То есть, все действительно получалось, как надо.
Я мгновенно глянул на Крокодила.
А Крокодил еле заметно кивнул.
И вот тут я совершил колоссальную, прямо-таки непростительную ошибку, потому что когда мы очутились на кухне, где шипела газовая горелка, а, наверное, еще не проснувшийся Гансик насыпал черный кофе в громадную семейную джезву, то я вместо того, чтобы сразу же, ни на секунду не замедляя движения, как уже репетировал неоднократно, мужественным суровым голосом произнести: "Смерть предателю"!
– а потом сделать то, ради чего мы сюда и явились, как-то нерешительно, словно извиняясь за себя самого, хриплым, севшим чуть ли не до беззвучия голосом окликнул его: "Это...знаешь, что... кофе не надо"!..
– а когда Гансик слегка обернулся, перекатив жилки мышц под лопатками, то я почему-то сглотнул, словно у меня пересохло в горле, и внезапно спросил, будто мы и в самом деле заглянули к нему по-дружески, на минутку:
– Как твои дела? Мы тебя не задерживаем?..
Ничего глупее, по-моему, придумать было нельзя. Я услышал, как Крокодил у меня за спиной буквально крякнул от возмущения, как он там, по-видимому, неосторожно что-то задел, как пристукнула, прилипая к магниту, дверца эмалированной полочки - звякнуло нечто стеклянное, а сам Гансик изумленно вытаращился на меня, и десертная ложечка, полная кофе, немного подпрыгнула
Кожа на груди и на животе у него была очень смуглая.
Вдруг он - понял.
И в ту же секунду медная закопченная джезва вывалилась у него из рук - потекла по плите вода, взлетело облачко пара, ложка с кофе, точно выброшенная катапультой, ударилась в противоположную стену, газовая конфорка мигнула, а разинувший рот, как глубоководная рыба, стремительно побледневший Гансик, неуклюже попятился, вяло переступая ногами, - и все пятился, пятился, распахивая глаза, пока вдруг не ударился головой о тот же кухонный шкафчик.
А, ударившись, словно женщина замахал на нас длинными колышащимися руками:
– Ребята!.. Ребята!.. Не надо!..
У меня даже уши обвисли от этого дрожащего голоса.
В общем, кошмарно все получилось.
Наперекосяк.
Потому что немедленно вслед за умоляющим криком Гансика где-то в недрах заставленной мебелью, тесной квартиры бухнула, точно выстрел, откинутая кем-то дверь, и возник на пороге кухни ушастый худощавый подросток, горло у которого было обмотано белыми тряпками.
Он был удивительно похож на Гансика, тоже - тощий и, вероятно, с ребрами, выдающимися под кожей, с желтыми торчащими патлами на башке, с придурковатой физиономией, даже мягкий извилистый нос его, заканчивающийся каплевидной шишечкой, точно так же, как и у Гансика, свешивался куда-то в сторону, а совиные, круглые, какие-то неживые глаза, кажется, даже сейчас сочились невыносимым унынием.