Я — начальник, ты — дурак
Шрифт:
Как бывает в таких случаях, верные Личарды из окружения командующего, который сам заметки такого рода вряд ли читал, показали ему материал с ошибкой. Безответственному корреспонденту «Красной Звезды» по всем правилам за такое полагалось накрутить хвоста. Но командующий знал, что такое аппаратный ранжир куда круче своего верного окружения.
— Кто делал доклад в Московском военном округе? — спросил Якубовский.
— Командующий войсками.
— В Ленинградском и Киевском?
— Командующие.
— Так неужели ни до кого из вас не
Знал Иван Игнатьевич, ой знал, что в Москве «Красную Звезду» читают и внимательно следят за тем, кто и как одобряет постановления партии и правительства. И, не дай бог, у кого-то бы возник вопрос: «А почему в этот раз отмолчался генерал Якубовский?»
Как рассказывал мне Александр Михайлович Набатчиков, который был помощником знаменитого сталинского наркома Лазаря Кагановича, Сталина мало волновало, кто прислал ему теплые поздравления к дню семидесятилетия, но зато вождь живо интересовался теми, кто поздравлений не прислал и старался выяснить — почему.
Я восхищен, я кричу «Ура!» утвердившейся в нашей стране демократии. Но в то же время уверен: в коридорах власти мало что изменилось.
— Не так сидите! — публично рявкнул первый гарант Российской конституции Борис Николаевич Ельцин на свое окружение.
«Каждый сверчок — знай свой шесток». Может ли демократия отменить эту народную мудрость?
Начальник политотдела пишет характеристику на своего зама: «Водку пьянствует, но с большим отвращением».
ВЫЛЕТЕЛ
Жанр армейской политработы требовал, чтобы каждый политорган располагал своим активом. В него включались люди, которых можно было разбудить среди ночи, объяснить задачу, и они тут же были готовы обратиться к собранным на летучий митинг солдатским массам с призывом не жалеть крови и самой жизни за дело партии и товарища Сталина. Позже — за дело партии и товарища Хрущева. Еще позже… Короче, и так далее…
На фронте партийным активистам парторги давали партийные поручения при начале атаки первыми подняться в рост из окопов и бросить клич: «За Родину! За Сталина! Вперед!»
После войны активисты, выступая на митингах и собраниях, увлекали за собой призывным словом людей на другие дела: «Мы, советские воины, горячо одобряем новое историческое решение Коммунистической партии и Советского правительства об объявлении подписки на очередной денежный заем! Я первым обязуюсь подписаться на двухмесячный оклад, отдав свой заработок родному государству».
Старшина-сверхсрочник Коробов был партийным активистом с большим стажем. Поэтому политотдел поручал ему те выступления на митингах и собраниях, на подготовку которых отпускалось крайне малое время. Коробов знал о чем говорить, знал как надо говорить и никогда не отказывался
27 июня 1945 года было объявлено о присвоении Верховному главнокомандующему Иосифу Виссарионовичу Сталину звания генералиссимуса. Из Главного политического управления в войска тут же полетела шифровка, требовавшая немедленно провести массовые митинги личного состава армии и флота, одобрить указ о присвоении товарищу Сталину нового звания, организовать всеармейское ликование и поток поздравлений в Москву.
Раз надо, да еще срочно, Коробова тут же вызвали в политотдел. Вручили свежий номер газеты:
— Читай, готовься. Выступишь сразу за командиром дивизии.
Замысел был прекрасный — сперва слова благодарности партии за присвоении Верховному высшего воинского звания произносит генерал, а вслед за ним слово получает простой старшина из линейного, так сказать, окопного подразделения. Разве не так?
И вот на плацу в каре выстроены боевые полки, которым вот-вот предстоит вторгнуться в Манчжурию и начать громить японских самураев. На трибуне Коробов. Динамики разносят над плацем слова его пламенной речи:
— Товарищи! Я, как и каждый советский воин, горячо одобряю и приветствую указ о присвоении Иосифу Виссарионовичу товарищу Сталину нового высокого воинского звания. Это выдающееся событие стало большой радостью в жизни каждого советского человека и в моей лично. Да здравствует товарищ Сталин, славный генерал наших побед и величайший сиссимус всех времен и народов!
Шорох изумления, восторга и ужаса волной прокатился над плацем. Опрокинулось и посерело лицо комдива.
Выручил начальник политотдела. Он выдвинулся вперед, вскинул руки вверх и рявкнул:
— Ура, товарищи!
— Ура-а-а-я-я! — покатилось над плацем и заглушило смех, который давил тех, кто внимательно слушал речь активиста.
А самого Коробова под крики «ура» те, кому то было положено, твердо подхватили под руки и увели в отдел военной контрразведки дивизии. «Генерал и великий сиссимус» — это был неслыханный выпад против вождя и учителя советского народа. Оставлять подобную вражескую вылазку без последствий никто не имел права.
Для активиста все могло окончиться крайне печально, не окажись в контрразведке честных и умных людей.
Допрашивал Коробова сам начальник отдела «Смерш»…
— Так кто у нас товарищ Сталин?
— Верховный главнокомандующий.
— Какое воинское звание у него было до сих пор?
— Маршал Советского Союза.
— Какое у него теперь?
Коробов глядел в глаза полковнику искренним чистым взглядом активиста и патриота.
— Генерал и сиссимус, товарищ полковник!
— Ты газету читал?
— Так точно.
— Вот, прочти еще раз. И вслух.
Коробов уставился в слово, на которое указывал палец полковника.