Я научу тебя любить
Шрифт:
— Я шучу. Я понял, о чем ты. Ты не совсем права. Эклектика, как стиль архитектуры, Вене наоборот присуща. Но хаос — нет. И я с тобой тут согласен. Я люблю Вену за это же. Здесь все до мелочей продумано. Здесь человеколюбие не декларируется, оно тут живет. Это очень инклюзивный город. И интуитивно понятный.
— Что такое инклюзивный? Я не знаю.
— Доступный. Здесь всем все доступно. Даже людям с ограниченными возможностями не приходится преодолевать. Для меня это — показатель.
— Я не задумывалась…
— Почти никто не задумывается. И я не задумывался бы, наверное. Просто в голове засело. Еще со
Аня замерла, слушая небывало внимательно, а получив вопрос, мотнула головой.
— Я долго сомневался. Ты могла заметить, что я очень дотошный. Ездил, смотрел построенные ССК дома. Увидел, как они делают пандусы. Они пригодны. Понимаешь? Это редкость для нас — пригодные пандусы. Девяносто девять процентов заселившихся не оценит этого. Во всяком случае, пока не возникнет вопрос. Но кропотливость — в мелочах. Уважение в них же. Я не хочу участвовать в халтурах. Для меня это важно. Только убедившись, что в этом мы совпадаем, я согласился. И поэтому же я действительно не понимаю, за что вы так цеплялись в своем доме. Он был плохо построен. Ценностью была только земля.
— Его дедушка построил. Своими руками. Поэтому.
— И это тоже выше моего понимания.
— Это сложно понять. Просто надо… Чувствовать. Я не смогу объяснить…
— И не нужно, наверное. Просто мы с тобой правда очень разные, Аня. Я не понимаю, что меня в тебе так цепляет. И не понимаю, почему тебя во мне цепляет не то, что должно.
— А что-то должно?
— Да. Я надежный. Если играть по моим правилам — не обижу. Но ты навязываешь свои. Нарываешься. И воспринимаешь в штыки то, что я подразумеваю под надежностью. Я прекрасно все вижу. — На последней фразе Ане почувствовала озноб, стало одновременно немного тревожно и очень тепло.
— Под надежностью ты подразумеваешь свои деньги?
— Их.
— Они меня пугают.
— Даже больше, чем минеты?
Аня застыла на секунду, растерялась… Открыла рот, закрыла… Покраснела, увидев, как губы Корнея растягиваются… Снова уткнулась лбом в грудь, почему-то так же улыбаясь…
— Ты ужасно шутишь…
И стыдливо призналась, скорее чувствуя, чем слыша, что он смеется.
— Почему ужасно? Просто пошло. Но с кем мне шутить об этом, Аня, если не с тобой? — но не обиделся. Спросил вполне игриво, дождался, пока вновь посмотрит.
— Ладно. Ты прав. Лучше со мной… — И ответит, улыбаясь.
— Договорились. Слава богу, хоть на этом сошлись…
Снял руку с девичьих волос, перекатился, подминая Аню под себя, коснулся поцелуем губ.
— Ты довольна полученной информацией? — задал вопрос с явным подвохом, получил в ответ кивок и горящий взгляд. — Отлично. Я очень рад, что смог тебя удовлетворить. Делом займемся тогда. Меня ведь тоже нельзя обижать, правда, зайка?
И пусть Ане хотелось позволить себе язвительность о том, что кто-то из них — манипулятор, но она просто снова закивала.
Глава 13
Утро воскресенья наступило
Вот только, как бы Ани ни просила, ночь сменил день…
Пробрался солнечными лучами из-за штор, прозвонил будильником на мобильном Высоцком, выдернул его из кровати, оставив ей только короткий поцелуй и хриплое: «спи, рано».
Но беда в том, что без него не спалось.
Аня держала глаза закрытыми, себя же уговаривая, но по факту прислушивалась к каждому шороху.
Аккуратно «пробовала» мышцы, проверяя, ноют ли. Оказалось — да. Но это лишь заставило улыбнуться, сладко потягиваясь, накрываясь на какое-то время одеялом с головой…
Но ненадолго, ведь очень быстро зреет мысль: он скоро вернется, начнет собираться… И можно проследить. Незаметно. Откровенно.
Когда Корней вышел из ванной, Аня почувствовала легкую дрожь предвкушения. Действительно следила, как одевается, как вышагивает по комнате параллельно с кроватью, несколько минут просто смотрит в окно, держа руки в карманах брюк. Еще несколько — сидит у изножья, нетерпеливо постукивая пальцем по телефону. Подходит к трюмо, смотрит на себя, проводит по щекам, поправляет галстук… Смотрит в отражении на кровать…
И Ане кажется, что он знает — она шпионит, а не спит. Но мужчина ничего не говорит. Снова подходит к окну, держит телефон разблокированным несколько секунд, потом тычет в экран, подносит к уху, отворачивается…
Явно ждет, что кто-то ответит на звонок… Почему-то заставляя этим Аню нервничать. Ведь… Что может быть настолько срочным, чтобы в воскресенье утром?
Даже она слышит, что там произносят: «Алло, Корней! Какими судьбами?»… Удивляется… Но понимает, что в ответ на такое, казалось бы, фамильярное обращение, ее повернутый на субординации мужчина не отстаивает свои границы, а усмехается, опускает голову, отступает от окна, снова начинает шагать по комнате…
— Категорически приветствую, Леонид Эдуардович, — и говорит как-то по-особенному. Будто с человеком, с которым можно смеяться. Шутить понятые двоим шутки. Подтрунивать что ли…
Снова слушает, снова улыбается…
— Нет. За мобильную связь заплатил, не волнуйтесь. Бедное студенчество далеко позади. Просто я заграницей. Да и вопрос довольно щекотливый. Не хочется греть лишние уши.
Там снова что-то отвечают. Корней снова хмыкает. Бросает быстрый взгляд на Аню… Она не знает — уловил ли подрагивание ресниц, но виду не подал.
— Да. Личный. И наглый. Но очень нужный.
Остановился посреди комнаты, глянул на часы, снова слушая, пошел дальше, уже говоря.
— Есть один человек, Леонид Эдуардович… Да… Который очень хочет привлечь к себе внимание. И у которого существуют некоторые проблемы с пониманием, что такое хорошо, а что такое плохо. Если бы вы могли попросить какого-то из своих, не сомневаюсь, самых достойных орлов, собрать на него кое-какую информацию, я не остался бы в долгу.
Аня замерла, чувствуя, что моментально становится не по себе. Сразу и из-за того, насколько спокойный, даже доброжелательный у Корнея сейчас тон… И насколько странные вещи он говорит.