Я научу тебя любить
Шрифт:
Зинаида заходила внутрь, будто крадучись. Аня, следовавшая за бабушкой, оглянулась, поймала мужской взгляд, попыталась улыбнуться, приободриться, наверное…
Свет в коридоре включал Корней, зашедший последним.
Ожидал ли, что они тут же бросятся? Все щупать, смотреть, всем восторгаться? Нет, конечно. Но все равно успел подзабыть, насколько они… Даже не скромные. Боязливые.
Аня смотрела на бабушку, сцепив руки…
Зинаида сделала всего несколько шагов вглубь квартиры, будто бы дышать боясь, сощурилась, когда зажегся свет, медленно переводила взгляд — по мебели, стенам, потолку… Не говорила ничего, не улыбалась, только еще сильнее бледнела постепенно…
— Корней… Это же состояние целое…
Произнесла не то, чтобы с укором, но искренне не понимая. Высоцкий не знал, что ожидает от него услышать, поэтому просто пожал плечами.
Положил ключи на открытую полку их нового шкафа, прошел вглубь квартиры.
Включил свет в гостиной, в кухне, в ванной и уборной. Сложил руки на груди, следил за тем, как Зинаида смиряется, что осмотреть владения все же придется, двигается дальше…
Подходит к каждой из комнат, останавливается за порогом, открывает двери, заглядывает…
У стороннего наблюдателя наверняка сложилось бы впечатление, что вид каждой делает ей больно… Но Корнея это не злило. Потому что… Он понимал Аню. А значит и женщину, ее воспитавшую, тоже немного понимал.
Зинаиде сложно будет привыкнуть, смириться, принять. Она чувствует внутренний протест. Ланцовы слишком гордые, и пусть мечтатели, но в бесплатный сыр не верят. Знают — только в мышеловке. Ждут подвоха.
Пока бабушка оглядывалась, явно преодолевая, Аня подошла к Корнею. Встала рядом, так же, как он, следила за Зинаидой. Так же, как он, ничего не говорила. Только несколько раз вскидывала взгляд… Слегка тревожный, очень теплый… Видимо, находила в его ответном именно то, что хотела, потому что неизменно будто бы легонько улыбалась, обретая решительность, а потом снова на бабушку…
Которая успела заглянуть в кухню, обе спальни, ванную…
Закрыла ее, посмотрела на Корнея, вздохнула…
— Вы сделали в миллион раз больше, чем мы договаривались, Корней. Я не знаю, что сказать… Как вас благодарить. Вы…
— Мы ни о чем не договаривались, Зинаида Алексеевна. Я сделал так, как посчитал нужным. Надеюсь, вам будет здесь удобно. Надеюсь, халтуры не вылезут через полгода. Этого мне будет достаточно.
— Это все как-то слишком… Не верится, честно вам скажу. Спасибо вам. От всей души спасибо. Я даже не знаю, что еще сказать…
Зинаида в очередной раз окинула взглядом свое новое жилье, потом опустила его на Аню, улыбнулась немного грустно, а может просто устало…
— Нам здесь будет хорошо. Правда, ребенок? — спросила, ожидая явно, что в ответ получит куда более радостную Анину улыбку, полные энтузиазма кивки кудрявой головы, может объятья даже. Ждала реакции девочки-ребенка. Да только…
Аня почему-то будто испугалась. Сглотнула. Опустила взгляд — под ноги, потом на свои, сцепленные в замок, руки… Ничего не говорила несколько секунд. Потом снова на Зинаиду… Открыла рот, закрыла… Дальше — почему-то на Корнея… Который смотрел перед собой, немного сощурившись, куда-то вдаль. Будто бы в кухонное окно…
Зинаиде казалось, что он выглядит сейчас по-особенному холодным. Даже больше, чем обычно. Настолько, что по рукам готовы были пойти мурашки, если бы они не гуляли все то время, что она осматривалась…
— Бабушка, я… — Да только Аня, кажется, видела что-то другое. Потому что начала, все так же, глядя на него… Прямо, открыто, бесстрашно… Так, что от одного только взгляда Зинаиду уже прошибла тревога…
Видно было, что девушке непросто, но она расцепляет пальцы, тянется… Почему-то к его локтю… И его это не удивляет. Он все так же смотрит куда-то вдаль, позволяя… Оплести, скользнуть вниз, по ладони, Аня переплетает, Корнея сжимает с силой… Сам остается равнодушным, а вот у Ани дрожат губы… И появляется блеск в глазах. И уверенность. Достаточная, чтобы посмотреть на бабушку прямо, произнести:
— Я не буду переезжать, бабушка. Я… Останусь у Корнея. Мы… Мы вместе.
И пусть слова даются ей нелегко, но она делает все так, как должна, смотря в глаза женщины, ее вырастившей. Смело принимая все. И зажегшееся в них неверие, и сомнение, и непонимание…
— Анечка… — и даже страх. — Ребенок… Как же так…
Корней понимал, что Зинаиде и Ане стоит поговорить наедине. Ушел в одну из спален, сославшись на срочный телефонный звонок. Сидел на углу кровати, скролил ленту, чувствовал себя… Немного школьником. Но на душе было спокойно. Это даже не раздражало. Просто потому, что она, слава богу, нашла в себе силы.
Он готов был поддержать — не юлил ни на грамм, но взять на себя не смог бы. И продолжать отношения, превратившиеся в фарс, если бы струсила — тоже. Оставил бы здесь. Поговорил бы… Сегодня или завтра. Обрубил бы. Из уважения к себе. Из-за того, что она не успела совсем лишить его разума. Немного осталось. И одно дело, побыть школьником один вечер, другое — скатиться в идиотские прятки.
Но теперь их не будет… И это прекрасно.
Зинаида не набрасывалась, не злилась, не смотрела осуждающе… Ни на него, ни на внучку… Просто переживала первый шок, глядя на то, как их пальцы переплетены…
Ограничилась растерянным: «Анечка… Ребенок… Как же так…». Попросила воды. Попросила присесть… Когда увидела, что Аня тут же бледнеет, попыталась успокоить: «Не волнуйся, дочка. Не волнуйся. Не ожидала просто… Сейчас…». Дышала глубоко, опустившись в гостиной на по-прежнему упакованный плотным полиэтиленом диван, смотрела в окно, когда Аня присела перед ней на корточки, взяла руки бабушки в свои, начала говорить сбивчиво, сумбурно, но очень искренне…
Кивнула Корнею, глядя на него мельком, с опаской, когда мужчина принес ту самую воду. Приняла, выпила, вернула, поблагодарила…
Еще раз, когда он направился прочь из комнаты, не желая смущать…
Понятия не имел, сколько может занять разговор, но торопить не собирался. Его мечтательнице очень важно убедить бабушку в том, что у них есть шанс. Пусть убеждает.
Пытался не прислушиваться. Не сомневался: сказанное сейчас принадлежит не ему. Ане просто нужно было, чтобы в тот самый момент был рядом. А дальше… У Ланцовых своя связь. Свой язык. Свои страхи и свое умение их развенчивать. Он в этом только помешает.