Я не калека, или Седьмое чувство

Пронина Елена

Я не могла представить себе, как мне может пригодиться умение угадывать картинки, но на поверку Мориарти оказался прав, и позже я пожалела, что недостаточно хорошо старалась выполнять его поручения во время наших экспериментов.

Сначала я угадывала картинки просто так, потом – в каком-то шлеме. Затем профессор сказал, что должен проверить, насколько точнее передаются визуальные образы при тактильном контакте, и положил руку мне на колено. Оно было голым, точнее, в тонких колготках, но мне пришлось терпеть это маленькое сексуальное посягательство, так как Игорь Александрович ведь пояснил, что это нужно для науки, а не для возбуждения. Но тело мое, вероятно, чего-то недопоняло, так как отозвалось на прикосновение горячей мужской руки так, как будто это была любовная прелюдия: оно напряглось, а дыхание участилось, сердце ускорилось. Я очень надеялась, что Игорь Александрович не заметит этого, но он не только заметил, но даже сконцентрировал на этом внимание:

– Я тоже хочу тебя, Елизавета, но сейчас не время думать о любви. Возбуждение мешает чистоте эксперимента.

Я вспыхнула, но вовремя сообразила, что продолжать разговор на эту щекотливую тему не в моих интересах, поэтому промолчала.

– Попробуем другой вид тактильного контакта, – сказал Игорь Александрович спустя некоторое время. Он обошел меня, встав сзади, и положил мне руки на плечи. Меня тут же обдало жаркой волной.

«Господи, хоть бы он промолчал!» – подумала я. Похоже, моя мольба на небесах была услышана, так как на этот раз Драгомиров иронизировать по поводу моих плотских желаний не стал.

– Теперь я тебе буду показывать игральные карты, а тебе нужно угадать цвет масти, – поменял он задание минут через десять или пятнадцать. И снова я угадывала просто так, в шлеме, с ладонью Драгомирова на коленях и с его руками на своих плечах.

– Надо бы, конечно, попробовать передать мысленно образы через поцелуй, – многообещающе заметил профессор, снимая с моих глаз повязку, – но этим мы займемся как-нибудь в другой раз. Ты, кажется, устала.

– Еще как устала, – пожаловалась я, мысленно моля Бога о том, чтобы Мориарти забыл про свое «обещание». Но мечтала я об этом, как показало время, напрасно.

В следующий раз, зная, как жарко у Драгомирова, я пришла к нему в блузке. Ничего страшного при предыдущем его посещении со мной не произошло. Да, были намеки, прикосновения, но не более того. Взять меня силой или склонить к интимной близости профессор не пытался. Второй визит не должен был пугать меня так же сильно, как первый. Однако чем я ближе подходила к его дому, тем сильнее меня охватывала тревога, источник которой мне никак не удавалось обнаружить.

Ворота и входная дверь были не заперты, но я позвонила. Профессор не ответил, и моя тревога нашла недостающий объект. Я стала волноваться за профессора. Выглядел он, конечно, здорово и спортивно, но все же ему под пятьдесят. Вдруг, сердце прихватило? Не задумываясь о том, что первой обнаружить труп преподавателя – то еще счастье, я распахнула ворота и побежала к дому, ворвалась в него. Влетев в коридор, запыхавшись, остановилась и замерла. Профессор сидел перед телевизором и смотрел какой-то допотопный ужастик. На труп он похож не был, на больного тоже.

– Здравствуйте, Игорь Александрович! – громко сказала, привлекая к себе внимание. Он обернулся и выключил телевизор.

– Думал, опоздаешь, а ты снова вовремя, – похвалил меня преподаватель, улыбнувшись. Я улыбнулась в ответ.

Драгомиров снова был в одних шортах, но на этот раз одеться его я не просила, понимая, что это бесполезно. Сняла плащ, разулась и поинтересовалась, можем ли мы приступать к опытам, чтобы не терять время.

Несмотря на то, что профессор оказался жив и здоров, тревога меня не покидала, а когда я спустилась в подвал, сердце вообще бешено заколотилось. Казалось, опасность висела в воздухе, как будто какие-то чудовища уставились на меня со всех сторон и в любую секунду готовились на меня наброситься.

Игорь Александрович предложил мне не менять сегодня ход эксперимента, но решил усложнить задание. Сначала мне нужно было угадать масть показанной мне карты, а не просто ее цвет, как в прошлый раз. Затем я угадывала конкретную карту. Напомню, что глаза у меня были завязаны, так что шансов назвать карту правильно у меня не было. От слова совсем. Один к 36-ти. Я искренне пыталась сосредоточиться, но беспричинная тревога мешала мне это сделать. Особенно тяжело мне давались опыты с тактильным контактом. С одной стороны, мне казалось, что прикосновения профессора помогают представить карту, на которую он смотрит. С другой стороны, эти касания вызывали во мне бурю эмоций отнюдь не научного характера.

– Усложним-ка еще, – довольно промурлыкал профессор. Можно было подумать, что я какие-то из карт чудом умудрилась угадать. – Теперь я буду показывать тебе не карты, а картинки с изображением разных предметов: фруктов, овощей, животных и тому подобное. Называй, что видишь.

– По-прежнему с завязанными глазами? – уточнила я.

– Да.

– Может, сузить тематику показываемых мне предметов до одной категории? – подсказала я профессору, понимая, впрочем, что и в этом случае эксперимент обречен на провал.

– Не стоит. У тебя хорошо получается.

«Да ну? – засомневалась я про себя. – Интересно, какой процент угаданных изображений тянет на «хорошо»?»

Но тут перед моим мысленным взором предстал расчлененный труп. Из отрубленных конечностей сочилась кровь. Мне казалось, что он находится в комнате. Сердце заколотилось, как сумасшедшее. Перехватило дыхание. Я сорвала повязку, увидела перед собой зловещую улыбку профессора, вскрикнула и потеряла сознание.

Пришла в себя от того, что кто-то дергал меня за уши. Открыв глаза, увидела над собой Игоря Александровича. Я лежала на полу, блузка и лифчик на мне были расстегнуты.

– Что вы делаете? – возмутилась.

– Массирую тебе уши, при обмороках рекомендуют.

– А раздели зачем?

– По той же причине.

Наконец-то Драгомиров оставил меня в покое, встал и отошел в сторону. На нем были лишь трусы, не способные скрыть его возбуждения. Я собралась уже сказать ему пару ласковых, как сообразила, что шорты он снял и свернул, чтобы положить мне под ноги. Вспомнилась неизвестно откуда взявшаяся в моей голове информация, что ноги у потерявшего сознание человека следует приподнять, чтобы обеспечить приток крови к мозгу.

– Полежи пока, я чай заварю, – не смущаясь, сказал профессор и направился к лестнице.

– Вы бы лучше кондиционером обзавелись, – посоветовала я, окончательно приходя в себя.

Тревога прошла. После обморока мне стало значительно лучше, хотя должно было быть наоборот. Возможно, волнение объяснялось предчувствием потери сознания, но теперь опасность осталась позади.

Третий визит к Драгомирову стал для меня даже большим испытанием, чем два предыдущих – Игорь Александрович вспомнил о своей идее передавать мысленно образы через поцелуи. Я попыталась отказаться от этих опытов, но профессор сказал, что тогда и предыдущие эксперименты не считаются – их результаты не с чем сравнить. Пришлось соглашаться, предупредив, что для опыта достаточно невинных неглубоких поцелуев. Это условие Драгомировым было принято.