Я не собирался убивать
Шрифт:
— Я вам сказал. Он был таким здоровым, что мог сломать меня пополам, а я был потрясен.
— Вы его боялись?
— Да.
— Физически?
— Да, я вам это уже говорил.
— Вы должны быть абсолютно уверены. То, что вы рассказываете мне, будете говорить и в суде.
— Ладно, ладно, — заговорил я высоким голосом. — Вот правда. Он ударил меня так сильно, что я свалился. Я был не в форме, он был моложе меня, и я бы никогда не победил его в борьбе. Я все это знал и был в ужасе.
— Вы достали напильник до или после мысли о том, что он может вас серьезно искалечить?
Я
— Итак? — произнес он наконец.
— Что вы хотите? — спросил я. — Правду или то, что хотите услышать?
— Я хочу правду, всю правду. По крайней мере все, что вы можете вспомнить. Вы схватились за напильник потому, что боялись?
— В тот момент я очень боялся. Боялся, что он меня изувечит.
— Вы думали, что это было преднамеренное убийство, — громко сказал Эмери, — но, возможно, это не так. Я еще не сталкивался с подобным случаем. Я не уверен, что в тот момент вы сами понимали свои намерения. Возможно, это было убийство при самозащите. Думаю, Хильдебранд будет со мной согласен… не могу в этом поклясться, но думаю, будет. Так. Вы рассказывали вашей жене что-нибудь еще?
— Нет.
— Прекрасно, — резко сказал Эмери. — Прекрасно. Мы сможем… во всяком случае, побороться стоит. И послушайте меня: в вечер убийства человек в вашем положении не мог полностью отвечать за свои поступки и мысли. Вы должны зарубить это себе на носу: вы ударили в целях самообороны. Вы должны подчеркивать жестокость Маллена. Совершенно логично, что вы подумали, будто он собирается вас убить, и поэтому постарались защитить себя. Я хочу снова показать врачу ваши царапины и синяки и…
Эмери секунду поколебался и внимательно посмотрел на меня.
— Вам необходимо понять следующее: ваш мотив не совсем ясен. Вам было больно, глаза заливала кровь, вы боялись, а тот человек был намного выше и моложе вас, в лучшей, чем йы, физической форме. Не совсем отдавая себе отчет в том, что делаете, вы в отчаянии нанесли ему удар. Запомните это. А теперь о пятифунтовых купюрах. Вы говорили…
20
Адвокат защиты
Я смотрел на адвоката Хильдебранда. Как почти все, я был очарован им. Думаю, так было бы даже, если бы в его руках не находилась моя жизнь. Странно, что, пока адвокат не начинал говорить, он выглядел самым заурядным человеком. Ему не помогал даже голос. Он был шотландцем и, стараясь скрыть акцент, прибегал к тому, что ему казалось истинно оксфордским произношением, но это ему редко удавалось. Секрет его силы как адвоката состоял в умении собирать факты и представлять их таким образом, чтобы их значение стало ясно всем.
Шел четвертый день процесса, и он подходил к концу. Лилиан, Джулия и Роберт сидели каждый день в первом ряду трибуны
— Миссис Клайтон, вы видели, как ваш брат бил подсудимого?
— Да… да, видела.
— Удары были сильными?
— Да… полагаю, да.
— Я знаю, что вы их не чувствовали, миссис Клайтон, но они казались вам простыми пощечинами или сильными ударами?
— Они… они были довольно сильными.
— Громкие?
— Да… довольно громкие.
— Подсудимый выдержал их?
— Он упал.
— Упал? — воскликнул Хильдебранд.
— Он отлетел от ударов.
— Понимаю. Рост подсудимого немного меньше шести футов. Он довольно сильный человек. Могу вам сообщить, что сегодня он весит двести фунтов. Как вы думаете, чтобы свалить с ног и отбросить такого человека, нужен сильный удар?
— Да.
— Миссис Клайтон, ваш брат был сильным человеком?
— Да.
— Очень сильным?
— Да… он был очень сильным.
— Подсудимый пытался каким-либо образом защищаться?
— Нет.
— Вы пытались помешать брату бить его?
— Я… попросила его прекратить.
— Он вас послушался?
— Нет.
— Почему вы попросили его прекратить, миссис Клайтон?
Несколько секунд в зале царила полнейшая тишина. Мне показалось, что даже судья зачарован почти гипнотическим обаянием маленького адвоката. Ответ миссис Клайтон был едва слышен, но все, находившиеся рядом, разобрали:
— Я боялась, что он убьет этого человека.
Прошло десять минут после того, как миссис Клайтон покинула место для свидетелей, но я все еще чувствовал огромную надежду, которую породил во мне ее последний ответ. Лилиан откинулась на спинку стула. Ее глаза были закрыты, словно она пыталась сдержать слезы. Свидетельское место занял другой человек. Это была женщина среднего возраста, очень красивая и одетая с большим шиком. Однако выглядела она необыкновенно напряженно. Судья и секретарь тихо о чем-то переговаривались. Наконец Хильдебранд встал и заговорил почти умоляюще:
— Ваша честь, я попросил суд отнестись к этому необычному случаю с большим тактом, поскольку свидетельница, готовящаяся принести присягу, находится в крайне деликатном положении. Поэтому я прошу, чтобы ее не заставляли называть свое имя. Могу заверить, что полиции известна личность свидетельницы, и убежден, что допрос покажет…
— Да, да, — сказал судья. — Переходите к делу.
Этот краснолицый человек высокого роста немного напоминал Харрисона и даже Маллена. Говорил он мало, но делал много заметок. Он рассеянно слушал, как свидетельница приносит присягу. Я спрашивал себя, к чему ведет Хильдебранд и почему Лилиан так внимательно смотрит на женщину, занявшую свидетельское место.