Я не трогаю тебя
Шрифт:
Катальдо завозился на полу, сел, дотронулся до разбитых губ, увидав на ладони кровь, сморщился, словно собираясь заплакать, потом встал и быстро вышел из помещения заставы. Его никто не остановил. Забытый браслет остался в дешифраторе, который, включившись от толчка, негромко повторял:
— В настоящее время без определенных занятий…
Нескончаемо долгие, почти двухчасовые мытарства по входным кессонам Темного города до предела измучили Катальдо, так что он не ощущал ничего, кроме усталости, попав во внутренние ярусы. Здесь не было переборок через каждые двенадцать или двадцать четыре метра,
В основном тут жил персонал автоматических заводов, которые все же не могли работать совсем без людей. Отработав месяц на Плутоне, человек улетал на Землю, а на его месте появлялся другой. Но были и постоянные жители, считавшие, что не стоит тащиться через всю систему, чтобы попасть из одного мегаполиса в другой. К такому старожилу и направлялся Энеа Катальдо.
Владимир Маркус не был инженером, хотя и жил в Темном городе. Он был художником, одним из последних анималистов Земли и одним из первых пейзажистов Плутона.
Катальдо толкнул дверь студии, которая оказалась незапертой. Там никого не было, и Катальдо остановился у порога, оглядываясь и поглаживая щеку кончиками пальцев. Эта привычка появилась у него после того, как в заповеднике ему сломали челюсть. Кость срослась через четыре дня, но привычка касаться пальцами лица, словно проверяя его целость, по-видимому, осталась навсегда.
С эскизов и набросков смотрели неприветливые, мрачные и просто злые пейзажи. Предположения Катальдо подтверждались.
«Недооценили меня, — подумал он, вспомнив заповедник, — а теперь поздно меры принимать. Я не один».
Дверь за спиной отворилась, в студию быстро вошел низенький сухой человечек.
— Извините, — сказал он. — Опоздал. С этими кессонами не знаешь, когда домой попадешь. Вы Энеа Катальдо?
— Да, я писал…
— Знаю, знаю. Ну, а Владимир Маркус — это я. Чем могу служить?
— Я читал ваши статьи. Вы говорите, что природа, купленная такой ценой, не нужна человеку. Я согласен с вами.
— Вы не совсем верно поняли. Я писал, что природа будет не нужна людям, просидевшим сто или двести лет в четырех стенах.
— Это неважно, выводы получаются те же. Меня интересует другое. Вы писали, что вашу точку зрения разделяет много людей, причем готовых действовать. Это правда?
— Мы действуем.
— Есть ли среди вас ученые, техники? Только такие, которым вы доверяете, как самим себе?
Вместо ответа Маркус набрал на браслете индекс, а когда на вызов ответили, произнес всего одну фразу:
— Джоти, если ты свободен, зайди ко мне. — Потом, повернувшись к Катальдо, сказал: — Странный у нас разговор, да еще стоя. Давайте пройдем в комнату и сядем.
Они направились было к двери, и тут в студию вошел еще один человек. Он тоже был невысок, но монументально толст. Человек с такой нездоровой полнотой впервые встретился Катальдо, и это сразу расположило его в пользу незнакомца.
— Позвольте представить, — сказал Маркус. — Джотишонкор Шиллонг, мой ближайший сосед и ближайший друг. Между прочим, крупный изобретатель. Джоти, это Энеа Катальдо, человек, приехавший с Земли, чтобы сообщить нам нечто важное.
Очутившись в комнате и усевшись за стол, Катальдо почувствовал себя уверенней. Несколько секунд он собирался с мыслями, потом заговорил:
— Вам не хуже меня известно, в какое нестерпимое положение попала Земля. Силы человечества тратятся на поддержание остатков природы. Людям жить невозможно. Самым правильным и логичным было бы прекратить гальванизацию этого полутрупа. Мы должны действовать. Надо заставить человечество отказаться от бессмысленной траты сил. Сделать это можно, лишь поставив его перед фактом гибели живой природы. — Катальдо перевел дыхание и оглядел слушателей.
— Я биолог, — продолжил Катальдо. — У меня есть ряд веществ, уничтожающих растительность. Разработаны способы их получения. Требуется наладить производство и найти способ равномерного распыления их над поверхностью Земли. Вещества очень активны, достаточно пятидесяти тысяч тонн, чтобы уничтожить растения на всем земном шаре, что равносильно гибели живой природы вообще. Так человечество будет поставлено перед необходимостью выработки новых моральных ценностей.
— Вещества действуют на человека? — быстро спросил Шиллонг, очнувшийся от летаргической задумчивости.
— Абсолютно безвредны. Впрочем, вы можете проверить.
— Это уже хорошо.
— Вы сделали нам не совсем обычное и весьма серьезное предложение, — сказал Маркус. — Надеюсь, вы понимаете, что нам бы хотелось подумать и обсудить его…
— Да, конечно. Я завтра зайду.
— Не надо, лучше мы к вам зайдем.
Маркус и Шиллонг пришли к Катальдо вечером того же дня. С ними пришел еще один человек, незнакомый Катальдо.
— Сахава-сан, — представил его Маркус, — председатель Совета Темного города. Он подтвердит то, что мы скажем. Мы долго думали, что делать с вами, и решили так: мы просим вас покинуть город. Население обижено, что именно сюда вы явились искать единомышленников. Вы можете отправляться куда угодно и делать что хотите, но предупреждаю: все люди, все до последнего человека знают, что вы собирались сделать, и знают вас в лицо. А теперь идите.
Маркус распахнул дверь, и Катальдо испуганно попятился от нее, прикрывая руками челюсть.
4. ТЕРРА
Паоло насыпал на мокрую ладонь немного борной кислоты и растер ее по рукам. Иначе не отмыться, руки все время будут казаться мылкими. И еще глаза болят. А с остальным вроде пообтерпелись. Вот свежему человеку на станции тяжело. Что-то в последнее время стало неладно с герметичностью, снаружи подсасывает аммиак. Остается радоваться, что не синильную кислоту. Хотя герметичность уже не имеет значения, станция доживает последние дни — «Факел» включен.