Я не умру
Шрифт:
В нос шибали запахи потных тел и жареного мяса. Хотелось остановиться и просто наслаждаться окружающей суматохой. Исхак впервые оказался на рынке без сопровождения мастеров: он таки уговорил учителя Нерона отпустить его, дабы купить чернила для несмышленышей. И теперь он наслаждался нетерпеливыми воплями торговцев, ароматами крепких настоек умулуса и ощущением полной свободы. Можно на мгновение представить, что у него есть папа и мама, что родители отправили его на рынок. Вот только все равно в сознании, как заноза,
Коснувшись мешочка с монетами на поясе, Исхак бросил взгляд на идущего позади Квинта. За последние несколько дней бывший дворцовый министр поправился и теперь хотя бы не выглядел как ходячий скелет. Кожа приобрела медный оттенок, глаза искрились радостью. Казалось, жизнь возвращалась в Квинта. Исхак до сих пор не понимал, как относится к нему. В мужчине словно обитало несколько сущностей. Порой бывший дворцовый министр озвучивал логичные и здравые мысли, но иногда его как будто подменяли.
"Не порть себе настроение. Сейчас не время думать об этом".
Остановившись возле прилавка, Исхак принялся перебирать амулеты. Костяные шарики и драгоценные камушки приятно брякали под пальцами. Торговец, завидев мальчика, начал расхваливать свой товар, достал из кармана новые обереги и разложил на стойке. Исхак задумчиво кивал, но не спешил выкладывать монетки: на самом деле он не мог себе позволить такие вещи. Уж слишком дорого они стоили. Однако торговцу об этом знать необязательно.
"Я просто посмотрю. Ничего страшного. В конце концов, когда еще окажусь на рынке?"
Исхак боялся, что Квинт будет ругаться, будет подгонять, однако тот стоял в одном шаге от него и широко улыбался.
Почуяв, что маленький покупатель не готов расстаться с деньгами, торговец резко замолчал и вытянулся, сложив руки на груди. Его острый, оценивающий взгляд не отрывался от красивой девушки, стоявшей на другой стороне дороги. Острый язычок скользнул по жирным красным губам.
Махнув рукой Квинту, Исхак направился дальше. Приходилось толкаться, дабы толпа случайно его не придавила. Порой в дело вмешивался бывший дворцовый министр и расчищал путь локтями. Рынок жил своей, особенной жизнью. Сложно было поверить, что всего несколько десятков дней назад у ворот копателей погибли практически все палангаи. Горожане выглядели беззаботными, словно им было абсолютно наплевать и на Безымянного Короля, и на себя. В любой момент лжепророки могли войти в город и начать резать людей на своем пути.
"Богочеловек что-нибудь придумает. Я уверен".
Мимо, сгибаясь под тяжестью ведер, прошел водонос. Один из горожан обогнал его и подставил подножку. Бедняга, ахнув, повалился в пыль, вода мутным потоком потекла по земле. Толпа засмеялась.
– Зачем он это сделал?
– спросил Исхак бывшего дворцового министра.
Тот ничего не говорил, не переставая улыбаться.
– Ты оглох? Зачем он это сделал?
Наконец Квинт взглянул на него.
– Водонос раб.
– И что?
– Исха, неужели ты не понимаешь?
– вопросом на вопрос ответил он.
– Обязанность любого свободного человека напоминать илоту о его оскверненной душе. Подставив подножку, горожанин оказал честь водоносу. Он немного, но очистил душу.
Нахмурившись, Исхак направился дальше по торговым рядам. В поступке того мужчины он не увидел ничего благородного. Во-первых, не нужно обладать большим умом и достоинством, дабы толкнуть раба. А во-вторых, за пролитую воду хозяин илота сильно накажет. Возможно, бедняга не доживет до завтрашнего дня. И из-за чего? Из-за одной подножки?
– С ним все будет хорошо, Исха, - сказал Квинт, словно прочитал его мысли.
– Я просил тебя не называть меня так!
– Простите, хозяин.
– Прекрати!
Исхак сжал кулаки. Почувствовал, как к лицу прилила кровь.
– Ты не раб, - сказал он.
– И сам прекрасно знаешь об этом.
Впереди людей стало меньше. Теперь не приходилось толкаться, дабы расчистить себе путь.
– Твои мастера думают иначе, - возразил Квинт.
– Боюсь, малец, я для них теперь еще хуже раба. Пока сам Безымянный Король не попросит меня вернуться, так и буду прислуживать тебе. Хотя стоит признаться: ты мне нравишься. Из тебя получится хороший человек, поверь мне. Главное никогда не позволяй своей гордости брать над тобой верх, как случилось со мной.
Исхак хмуро посмотрел на него.
– Богочеловек простит тебя.
– Не уверен, малец. Да даже если меня и освободят, то куда идти?
– Квинт снял с пояса флягу, запрокинул голову и принялся жадно пить.
– Ты же был дворцовым министром!
– воскликнул Исхак.
– И прекрасно владеешь математикой и геометрией. Можешь стать хаятом или устроиться личным счетоводом к купцу.
Квинт вытер рукой губы, ухмыльнулся.
– Никто не возьмет к себе предателя, Исха. Став свободным, я превращусь в изгоя. Дорога в Венерандум мне закрыта, а в Юменте меня слишком опасно брать на работу. Я пока побуду твоим рабом. Это всяк лучше оказаться на улице.
Исхак уставился на дорогу, боясь посмотреть в глаза бывшего дворцового министра. Зря он вообще начал этот разговор. Лучше бы молчал. Теперь же на душе было тяжело и мерзко, словно окунули в помойное ведро. После смерти мастера Преномена он чувствовал себя отвратительно, но каково было Квинту?
"Как только его освободят, обещаю, что буду следить за ним и не позволю оказаться на улице".
Никчемное обещание. И Исхак прекрасно это знал. Ему всего лишь двенадцать лет. Что он сможет сделать?