Я не верю в анархию (Сборник статей)

Летов Егор

Е.Л.: Не совсем согласен с тобой, Володя. Считаю, что творчество, доходящее до духовных вершин, самое чистое творчество изначально политично. Политику от неполитики невозможно отделить. Все — политика. Художник — это человек, воспринимающий все через кровь, через сердце, через себя…

В.Б.: Я имею в виду не философский смысл политики как таковой, а политику конкретную, газетную, организационную. Она же часто в ущерб творчеству, к ней обращаются художники только в период катастроф.

Е.Л.: Конечно. Но если песня политическая, вплоть до лозунгов, и работает — влияет на человека, на его настроение, его душу — значит, это искусство. Песни пишутся не

для вечности и не в вечность, а для настоящего момента. Настоящий момент — это кусок вечности, момент вечности. Нельзя прогнозировать, что произойдет с твоей песней дальше. Искусство непредсказуемо.

С.Ж.: Политика — это высший пилотаж искусства. Авангард — это и есть управление политикой и политиками методами творчества и искусства. Власть Ельцина уйдет лишь под давлением талантливых русских людей, руками русского настоящего авангарда. Люди творчества творчески и уберут ельциноидов. Оружия не понадобится. Это им хочется пострелять, побольше крови, танков. Нам война не нужна.

Е.Л.: Мы записали два своих последних альбома, включая Сто Лет Одиночества — в них политики нет вообще. Однако действуют они на политическом уровне: они сплотили всех наших, приходящих на концерты. Молодые ребята понимают все не хуже нас. А у ельциноидов наши песни и наши альбомы вызывают лютую ненависть. Хотя политики там нет. Просто русские песни.

С.Ж.: Так, Егор, они в русских песнях ничего не понимают, потому и боятся. Они не могут прогнозировать живую жизнь, а мы можем. Волшебная сила искусства — в действии. Есть высшие механизмы, связанные с религией, с культом солнца, работающие в нашей музыке. Солнце заходит, потом обратно восходит. Иначе быть не может. Пройдет ночь, наступит новый день.

Кстати, до Петра I на Руси было два времени: ночное и дневное. Лишь Петр ввел единые часы. А в допетровской Руси ночные часы шли быстрее. Люди боялись ночь, боялись новьего мира. Язычники, староверы знали, что ночное подземное солнце вытягивает из земли такую силу, что скелеты по ночам скачут. Это момент сглаза. Не надо по ночам на звезды смотреть и что-то высчитывать. Ночью людям надо спать. Ночью поднимаются духи, кикиморы.

Вот сегодня, когда «День» закрыли, и царит их ночное кикиморье время. Нынешний режим — власть кикимор. Кикиморы — те же советники Ельцина, все эти Яковлевы, шумейки, герберы. Вот мы своей музыкой и разгоняем кикимор, ускоряем ночное время, торопим приход "Дня".

Е.Л.: Русский рок, как и все русское искусство, мессианский. Из этого мессианства, как из солодца, черпается энергия — творческая, гигантского масштаба.

Откуда в Америке взяться такой энергии, откуда там взяться настоящему року? Это кучка эмигрантов, зарабатывающая деньги, не имеющая своей ментальности. А Европа уже состарилась. Россия имеет изначальную способность к восстановлению энергии. Она встает из пепла, как птица Феникс. Вот потому и русский рок первичен изначально…

Форма может быть и заимствована. Форма — это пластилин, внешняя оболочка. Главное — суть русского рока, который как колодезь бездонный, из которого черпают и черпают энергию…

С.Ж.: Вот вам иллюстрация. Петр Ильич Чайковский учился у Шумана, а затем создал такую совершенную музыку, которую в Германии играют как высшее воплощение человеческого духа. Тут и взаимосвязь культур, и подлинно национальный дух…

Е.Л.: Наш рок первичен и, самое главное, содержателен, мистичен. У них царит поп-музыка, их рок — коммерческий, то, что пытаются у нас делать разные макаревичи, шевчуки и сукачевы. Нам это чуждо. Русский рок —

это религиозная музыка. Это магия, чего никогда не понять "московским комсомольцам". Это утверждение высших сияющих ценностей через преодоление страха, насилия. Он изначально победоносен, триумфален. Это победа над смертью!

Р.Н. Да, я согласен с Егором Летовым. Рок — это энергия победы. Только победу многие понимают по-разному. Наша победа — очень сложная вещь. Это и поражение цивилизации. Мы встали к ней в оппозицию. Такая цивилизация нам не нужна.

Е.Л.: У Александра Дугина в «Элементах» есть очень хорошая мысль, что все сообщество человеческое делится на два течения, два вектора развития. Первое — это цивилизация Запада, договорная система, система глобального одиночества. Огромное количество одиночек. Второе — стремление к общности родовой, семейной, народной, когда все живут соборно, когда общество строится на принципах семейности, доверия, братства. Мы хотим утверждать истину, мы хотим вернуться к доцивилизационным семейным ценностям. Мы и революцию понимаем как возвращение.

В.Б.: Скорее русский рок — это часть остатка традиционной цивилизации, ее осколки, которые сегодня уничтожаются до конца… Вот когда почти всех поглотит мировая цивилизация ночи, когда терпение Бога иссякнет, тогда он соберет оставшихся непобежденных малых сих. И эта жалкая кучка осколков победит всех.

Бог всегда берет на себя огромной трудности работу. Ему скучно побеждать праведными силами какую-то ничтожную часть ночных западных омертвевших проворовавшихся людей. Ему нужно, чтобы победить самым малым числом своих истинных приверженцев абсолютно все силы зла. Все уже сказано, апокалипсис приближается, лишь сроки еще не названы…

В.Б.: Что же остается делать нам? Присутствовать при исчезновении светлого начала или стремиться сохранить и распространить идеалы истинной традиционной соборной цивилизации?

Р.Н.: Я считаю, что наше дело — выстоять. Выстоять несмотря ни на что. А замахиваться на распространение, возрождение цивилизации — не наше дело. Имперский культурных дух — идея полезная для взбадривания себя, но возможно ли ее реализовать? Ясно, что все должно дойти до своего конца, до коллапса, чтобы потом ворваться в новом качестве в мир, развернуться новым миром, новым небом перед всеми. Сейчас идут процессы опускания неба на землю. Все события убыстряются.

Е.Л.: Мы с этой энтропией и воюем, но сил у нас не хватает на атаку. Мы просто отстаиваем жизнь перед смертью.

С.Ж.: Любая сверхрациональная система становится иррациональной. Вот западная цивилизация… Сверхрационализм, тоталитаризм полнейший, когда все за всеми следят, крутятся как винтики. Система становится иррациональной, она начинает поедать сама себя. Змея, кусающая свой хвост. Мы оптимисты. Пускай они жрут самих себя. Мы своими акциями помогаем им создать общество максимально тоталитарное, полицейское, помогаем установить в России полную диктатуру. Она их и уничтожит.

Е.Л.: Дело в том, Сережа, что сейчас у власти в России находится антисистема (по Льву Гумилеву). Она кончается только тогда, когда организм, в котором она живет, умирает. Как бактерия умирает вместе с организмом.

В.Б.: Но организм может и выздороветь…

Е.Л.: Конечно, он выздоровеет, если все мы выстоим, тогда и начнется общее выздоровление России. Три года мы не давали ни одного концерта, сидели дома в Омске. Сейчас я понял, что нужно выходить, нужно действовать. Октябрьские события показали, что нас много. Мы сплоченнее, веселее, здоровее.