Я не верю в анархию (Сборник статей)

Летов Егор

— А ты видишь, как это можно изменить?

— Вот я и пытаюсь. Для этого нужно создать определенное движение пассионариев. Сейчас я не тешусь никакими надеждами и иллюзиями по поводу ближайших лет. Сейчас, если сравнивать с революцией 17-го, мы находимся году в 1860-м.

— Не пугает, что на концертах одни подростки?

— Так они же вырастают. У них же что-то остается.

— А вы не задумывались, что они ходят не потому, что что-то понимают?

— Это хорошо очень, я как раз вот этого и добиваюсь.

— Зачем сочинять песни, смысл которых непонятен?

— Так

ведь это объекты, которые к нам лично никакого отношения не имеют, после того как мы сделали вещи, которые живут своей самостоятельной жизнью. То, что мы делаем, это попытка повлиять на слушателя на подсознательном уровне. Все остальное — это приложение. Весь интеллект и т. д. из области интеллигентности, т. е. понятий, которые на самом деле ничего не стоят. Все, что чего-то стоит, проходит не через интеллект, а через сознание. Это из области сердца, духа.

— Каким вы видите идеальное будущее Руси?

— Я считаю, что идеальное состояние общества — это война. Война в глобальном смысле, в бердяевском, состоит в преодолении: в искусстве, в идеологии, в личности, социальном — каком угодно. Творчество — это война. Жизнь — это война.

— Вы в кого-то верите? В Бога?

— Ни в кого не верю. Я считаю, что все начинается тогда, когда теряется надежда.

— Какие группы тебе нравятся в современной музыке?

— В современной музыке сейчас ничего нет. Скажем, из попсовых групп на западе неплохая группа была NIRVANA.

— Она как-то интересна вам?

— Нет.

— То есть в современной музыке вообще ничего интересного?

— Так в современной вообще ничего нет. Рок закончился давно уже.

— В следующем году будет 5-я годовщина, как нет Янки. Вся надежда на тебя: неужели в этой стране не будет никаких фестивалей, пластинок памяти?

— Не знаю. Я к этому отношения не имею. Вопрос непонятен мне. Я могу, конечно, очень жестко ответить, может, это будет цинично звучать, но пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Живым место среди живых. То есть я не считаю, что она умерла, по большому счету. А все эти похоронные фестивали безобразные — памяти Башлачева, кого-то еще — это же позор! Нашего брата любят, когда он мертвый. Сейчас огромный вздох облегчения был бы, если бы я помер. Меня бы сейчас канонизировали, то же самое, что с Высоцким, например. Мы будем жить. Принципиально.

Оксана Мацевич.

01.1996 г., Брянск

НОВЫЙ ДЕНЬ ЕГОРА ЛЕТОВА

Этот разговор состоялся сразу после выступления Егора Летова в ДК «Гавань», в гримерке, среди сутолоки и возни. В зале еще гомонили возбужденные фаны, грохотали сапоги национал-большевиков из охраны. Летов — разгоряченный и веселый, в черной «комиссарской» кожанке, гитара еще не остыла от "Русского Поля" и «Самоотвода». Держался непринужденно, просто и дружелюбно.

RF: Прими поздравления, Егор, концерт прошел отлично — в зале полный хаос, настоящая рок-н-ролльная атмосфера… Этот твой приезд в

Питер и выступление, наверное, как-то связаны с предстоящими выборами в Государственную думу?

Е.Л.(хладнокровно): Нет.

RF: Неужели вообще никакой связи с политикой?

Е.Л.: Нет. Дело в том, что перед выборами на нас пытаются спекулировать, и я решил отказаться от политической окраски этих концертов. Конечно, мы поддерживаем национал-большевистскую партию, а также Анпилова, выступаем единым блоком…Но в выборах я, по понятным причинам, не участвую.

RF: Сам-то голосовать будешь?

Е.Л.: Наверное, буду… Но концерты эти — не политическая акция.

RF: Со времени твоего последнего посещения Питера, когда состоялась наша предыдущая беседа, в твоей творческой или мировоззренческой позиции произошли какие-то изменения?

Е.Л.: Конечно.

RF: И в какую сторону? Если помнишь наш предыдущий разговор, там речь шла о политическом и художественном экстремизме…

Е.Л.(убежденно): В этом плане я какой был, такой, по-моему, и остался. Разве что стал еще большим экстремистом.

RF: Раньше речь шла о каких-то конкретных моментах, а сейчас, если судить по твоим последним публикациям в «Лимонке», экстремизм твой уже на уровне завоевания Неба и Солнца, похода в Небесный Иерусалим…

Е.Л.: На уровне метафизики.

RF: Вот-вот. Это как-то связано с взрослением, или с чем-то другим?

Е.Л.: Не знаю, по-моему — просто прогресс. Все процессы идут по спирали, по нарастающей. Хочешь или нет, в любом случае движешься вперед. Вот и мы идем вперед. Если говорить о политике: то, что мы делаем — это создаем прецедент, даем пример. Мы показываем, как себя вести в любой ситуации. Один из вариантов — непосредственно политика, другой вариант воплощения наших действий — музыка. Мы никогда не играем по правилам, даже по своим собственным.

RF: То есть, ваши правила меняются для вас самих.

Е.Л.(с достоинством): Да.

RF: В газете «Лимонка» в последнее время были декларации в поддержку национал-большевистского движения со стороны таких деятелей, как С. Курехин, Т. Новиков, С. Бугаев… Как тебе кажется, с их стороны это — чисто художественная акция, или серьезно? Может, они тоже хотят завоевать Небесный Иерусалим?

Е.Л.: Не знаю, об этом надо спросить у того же Курехина. Мы же все делаем серьезно. То есть, оно, конечно, весело, но мы отвечаем за свои поступки. То, о чем ты говоришь, похоже скорее на поведение Сергея Жарикова — этакое современное мифотворчество. Ну, а мы не занимаемся мифотворчеством. Мы создаем реальность.

RF: Егор, человек в твоем положении в известном смысле уже не принадлежит себе, миф вокруг все равно творится, хочешь ты этого или нет.

Е.Л.: Конечно, творится. Но в него можно и нужно вмешиваться. Если не входить в процесс, придется играть по правилам этого мира. Нужно постоянно во всем участвовать — и в политике, и в жизни: здесь и сейчас.

RF: Понятно. Теперь давай о творчестве. Ты упомянул со сцены о двух будущих альбомах — Солнцеворот и Новый День. Туда войдут все новые песни?