Я — не Я
Шрифт:
Я провожу, — сказал Неделин.
Лена засмеялась. Они поднялись в лифте, прошли по слабо освещённому коридору. Лена вдруг остановилась, прижалась к Неделину, сказала глубоким волнующим шёпотом: «Боже мой! Боже мой! Боже мой!» Глаза её сверкали неведомыми драгоценными камнями, волосы разметались по плечам, она была прекрасна, и всё неистовее возила и елозила по телу Неделина своим гибким телом. Не помня себя, Неделин стал стаскивать с неё кофточку, но она отпрыгнула и сказала:
Я пришла. Вот моя дверь.
Мы пришли, — уточнил Неделин. Лена мягко остановила его:
Завтра.
Не выдержу. Хочу к тебе.
А
Какой муж?
Спит который. Нарезался и спит. Теперь часов четырнадцать будет спать, не меньше. Но чутко спит. Так что — до завтра.
—До завтра, — уныло сказал Неделин.
Глава 19
Он спустился в бар — ловить безнадёжный шанс. Но в баре никого не было, кроме лысого аккуратного гладкощёкого гражданина, который пил апельсиновый сок под холодным взглядом бармена. Неделину же бармен улыбнулся.
— Выпит? — спросил он.
Выпит!
Выпить, а там видно будет.
Сбоку что-то появилось. Отпив глоток, Неделин повернулся: гражданин со стаканом сока.
По какой причине пьём? — спросил гражданин.
Пошёл ты.
Я вас видел сегодня е столовой. Вы не из «Тюльпана». Вы бродяга? Кто вы?
Рецидивист.
Для рецидивиста у вас слишком культурная внешность.
Я валютной спекуляцией занимаюсь. Интеллигентная работа.
Сомневаюсь.
Неделин вгляделся в умное лицо собеседника — и вдруг захотел рассказать ему всё. Но удержался, рассказал лишь часть. То есть часть выдуманного приключения.
Вы угадали, я бродяга. Поссорился с друзьями. Понимаете, я приехал на их машине. Палатку разбили. И они стали относиться ко мне как к нахлебнику. Подай, принеси, порежь. Мне стало обидно. Я сказал: мне это не нравится. Они сказали: а куда ты денешься? То есть так получилось, что перед отпуском я оказался без копейки. Долги отдал. И они сами уговорили меня поехать. Мы обеспеченные люди, нам ничего не стоит! И вот… Я ушёл от них — без копейки. Уже неделю хожу по берегу. Не на что уехать. Нет, теперь есть на что, — Неделин перехватил взгляд, брошенный на пачку денег, которую он легкомысленно положил на стойку. — Это краденые. Да, украл. Можете сдать меня в милицию. (По глазам видел: не сдаст. Понимает и жалеет. Настоящий человек.)
Зачем же, — сказал настоящий человек. — Меня Евгением зовут.
А я — Пётр.
Очень приятно. Как дальше, это ваше дело, а ночь можете у меня переночевать. У меня приличный номер-постель и диван-кровать для гостей. Диван — кровать, правда, без белья, но придумаем что-нибудь.
Мне неудобно.
Пустяки какие.
Я возьму с собой вина?
А вы не пьяница? Не напиваетесь?
Нет. Я и для вас.
Я не пью.
В номере Евгения Неделин с наслаждением принял ванну, за это время Евгений соорудил небольшое застолье, у Неделина не хватило сил отказаться. Через полчаса он сидел, ублаготворённый, потягивал, смакуя, мерзкое вино, затягивался сигаретой — у Евгения нашлись сигареты, хотя сам он не курил, — и слушал тихие слова Евгения, любящего, как выяснилось, пофилософствовать.
Люди привыкли жить в одномерном мире. Ну вот вам пример. Сможете из шести спичек построить четыре равносторонних треугольника?
Он высыпал на стол спички, Неделин нехотя поковырялся и бросил.
Видите, вы даже
А-а! — догадался Неделин. Положив на стол три спички треугольником, он тремя остальными выстроил пирамиду, грани которой, включая нижнюю, и образовывали четыре равных треугольника.
Вот именно! — сказал Евгений. — А другие и после подсказки не понимают! Привыкли, понимаете, привыкли к одномерному миру! У нас всё — единое для всех. Даже партия — и та одна на всех. Даже… <Примечание автора. Далее — политические разговоры Евгения, бывшие актуальными и смелыми до 85-го года, когда происходило все здесь описанное, но теперь не имеющие никакой цены.>
Даже к духовным ценностям человека мы относимся одномерно, — продолжал Евгений. — Мы говорим о нравственных обязанностях человека, а человек ненавидит то, что он обязан делать. Надо говорить о нравственных возможностях. Они невелики? Но надо строить мир с учётом их, настоящих, а не пытаться сперва переделать человека. Надо использовать в первую очередь эгоизм человека во имя всего общего блага. И надо отвыкать от одномерности. Знаете этот избитый пример о художнике, который увидел лондонский туман розовым — и после него таковым увидели туман сами лондонцы? Но дело в том, что туман-то вовсе не розовый! Он —всякий! Предметы не обладают цветом, цвет им даёт солнечное излучение. Я хотел бы стать дальтоником. Какой это, должно быть, странный, свой мир!
Вы художник? — спросил Неделин.
Нет.
Физик?
С чего вы взяли?
А кто, извините?
Разве это важно? Ну, руководитель струнного ансамбля при Доме пионеров. Вам это что-нибудь говорит?
Конечно. Вы любите детей.
Да, дети. К ним мы тоже относимся одномерно. Вы заметили, что мальчики часто влюбляются в мальчиков? Более красивых, сильных. И это надо понимать, это естественные порывы детской души. Не надо видеть в этом ничего дурного. Дети ведь не имеют понятия о грехе, понятие греха им прививают взрослые. Они надеются, что прививают им как вакцину, как спасение от болезней, на самом же деле они заражают их, потому что никто не знает настоящей дозы! Понимаете?
Понимаю… У меня у самого в детстве был кумир. — Я думал, вы сами были кумиром. Наверное, вы были сильный и красивый мальчик.
Что вы! На физкультуре я в строю предпоследним стоял. Замурзанный такой, хлипкий, жутко вспомнить. А доставалось мне сколько!..
— Невероятно! У вас же рост метр восемьдесят пять, не меньше.
Вроде бы… Да, где-то так.
Когда же вы выросли?
Потом. Я очень хотел вырасти. Страстно хотел, вот даже как. И вырос. Уже после школы рос.
Что ж, верю. Надо очень захотеть, и всё возможно.
Евгений дружески похлопал Неделина по плечу.
Добрый, чудесный человек, подумал Неделин — и сладко зевнул.
—Да, пора спать, — сказал Евгений. — Белья вот только нет для дивана. И жёсткий он. А постель у меня вон какая, аж двухместная почти. И мягкая. Вполне уляжемся. А?
Глаза у Неделина слипались, он с аппетитом посмотрел на белизну простыни и подушки, захотел туда и кивнул.
Легли.
Господи, страшно в этом мире! — как молитву, проговорил Евгений. — Страшно! И радостно! — когда с тобой близкий человек. Который тебя поймёт. — И ткнулся в плечо Неделина.