Я — не Я
Шрифт:
И ему захотелось прибегнуть к старинному способу всех правителей, желающих узнать мнение о себе и посоветоваться с простыми людьми о государственном благоустройстве — пойти в народ тайно.
Он вызвал начальника охраны и приказал принести густой седой парик, накладные усы и бороду, тёмные очки. Начальник охраны исполнил приказание.
Хочу по улицам пройтись, — объяснил Неделин.
Без сопровождения, извините, нельзя!
Ладно, только под ногами явно не путайтесь.
Есть!
Начальник охраны побежал за Неделиным,
Извините! Человека без документов и с незнакомой внешностью ни впустить, ни выпустить не можем!
Ты что? — удивился Неделин. — Это же я!
Так точно. Но инструкцию нарушить не могу.
На, смотри документ, на! — Неделин сунул ему партбилет.
Извините! Тут другая внешность.
Я же в парике, чудило! Я же при тебе, так сказать, маскировался!
Возможно. Но ввиду несоответствия внешности и документа…
На! На! — Неделин сорвал парик, усы, бороду, снял очки.
Проходите! —козырнул начальник охраны. Неделин опять напялил парик, усы, бороду.
Извините — нельзя! — тут же заступил ему путь начальник охраны. — Ввиду незнакомой внешности… Инструкция…
Идиот!
Неделин сорвал маскировку и вышел беспрепятственно из здания. Подъехала машина, начальник охраны открыл дверцу.
Я пешком хочу, — сказал Неделин.
Извините, невозможно. Люди обступят, признательность будут выражать. А в толпе мало ли что.
Что? Кто в моей стране на меня покуситься может, дубина? Любят меня или нет?
Конечно. Но по улицам иногда алкоголики изредка ходят, маньяки всякие. Иностранные агенты. И момента ждут.
А парик-то на что? Борода-то на что? — и Неделин уже в который раз замаскировался.
Извините, вынужден вас задержать за нахождение возле правительственного здания в незнакомом виде.
Козёл ты несуразный! —закричал Неделин. — Это же я!
Понимаю…
Всё. Иду гулять!
Нельзя! — отчаянно воскликнул начальник охраны.
Как же нельзя, если уже иду?
Неделин успел сделать три шага, начальник охраны скомандовал, подбежали два молодца, одинаковых с лица, схватили Неделина, заломили ему руки, повели. Они завели его в какую-то комнатушку без окон, где не слишком больно (уважая его старость), но чувствительно намяли ему бока. Неделин невнятно восклицал и срывал с себя бороду, парик, усы. Молодцы, узнав его, отпустили, встали навытяжку, но без боязни, потому что какая может быть боязнь у человека, честно выполнявшего приказ начальника?
Охая, держась за поясницу и страшно ругаясь, Неделин пошёл к правительственному подъезду, собираясь тут же уволить к чёртовой матери начальника охраны, сослать его в исправительно-трудовые лагеря сроком на пятьдесят лет! Тот ждал его — бледный, но бравый. Взял под козырёк:
— Разрешите проинформировать! У подъезда задержан человек неизвестной внешности с неизвестными намерениями. Приняты меры,
— Чтоб ноги твоей.. Чтоб духу твоего… Чтоб ты…— Неделин схватился за сердце. Подбежали люди, подхватили его, осторожно подняли и понесли.
Надо сказать, что Неделин с каждым днём чувствовал себя хуже. В здоровом теле здоровый дух, утверждает пословица, следовательно, здоровье духа обеспечивает и здоровье тела, поэтому Неделин, переселившись в Главного, поначалу будто и не заметил, что физически как-то очедужил. Конечно, приходилось привыкать к чужому телу, старому, обрюзгшему, но особой немощности не ощущалось, все окружающие находили, что после отпуска Главный посвежел, помолодел и на удивление полон энергии, сволочь. Но после утомительного и ответственного выступления он как-то сразу услышал в себе печень, почки, сердце, суставы…
Едва отойдя от сердечного приступа, Неделин потребовал информации о текущих правительственных делах. Не то чтобы ему и впрямь сильно хотелось заняться делом, но он уже чувствовал себя обязанным, он должен был и болея держать в руках нити и приводные ремни мирового процесса, он не имеет права на расслабление. Из событий особой важности одно было важнейшим и горьким: взрыв на крупном предприятии, нанесён большой ущерб, погибли люди. Неделин вызвал министра соответствующей промышленности и. держась за сердце, сказал ему:
Ну?
Несвоевременные профилактические… Стечение объективных…— забормотал министр.
Ты! — бешено завопил Неделин, и глаза его округлились, как у заглавного героя из фильма «Пётр Первый». — Вор! Вор! — Скрежетнув зубами, он рванул ворот пижамы, трясущейся рукой схватил чашку, бросил в министра. — Людей угробил! Пёс! Собственное стерво жрать будешь, тать!
Все, кто узнал об этой беседе, а узнали каким-то образом многие из первых лиц, и из вторых, и даже из третьих лиц государства, сказали себе: ого! — видно, опять пришли крутые времена, и исполать, и давно пора! — и сочли необходимым назвать своих подчинённых псами, ворами, татями и кинуть в них при этом чем-нибудь. Это пошло и пошло — до самых низовых звеньев, где было кому на кого орать, и долго ещё по всей стране слышались заполошиые крики, летали разные предметы в повинные и неповинные головы, а дети, зачатые в эту пору, родились с совершенно круглыми глазами, широко раскрытыми то ли от гнева, то ли от изумления.
А сердце болело всё сильнее, и он вдруг понял, что игра зашла слишком далеко, что он ведь на полном серьёзе может умереть. Вся мощь болезни навалилась на его сознание, будто Конь Бледный каким-то чудом неслышно прошёл по анфиладам и вот открыл неожиданно дверь, ударив чугунным копытом, и заржал, обнажив большие красные зубы. Страшно, Господи, страшно!
Он позвонил. Послышались торопливые шаги.
Умираю…— шепнул Неделин. И умер.
Глава 23