Я не жертва
Шрифт:
– А вино у тебя отвратительное!
Когда я распаковала СВОИ покупки, то не смогла сдержать улыбки. Это был другой пакет с другими продуктами. Вот же нахал. Да тут еды на пару – тройку тысяч дороже, чем было в моем пакете. Тут и вино хорошее, а не то, что я обычно себе позволяю. И вместо полуфабрикатов готовые нарезки и салаты. Даже фруктов положил, гад такой.
– Лёля! – крикнула я настенной подруге. – Лёль… У нас сегодня пир. Накрывай на стол.
Спустя полчаса я развалилась на диване с
– Вот, Лёля. Тебя везде передают. И охота тебе?
Арбузова привычно промолчала, а я в очередной раз подумала, что кому война, а кому и мать родна. Мне бы скрыться ото всех на свете на веки вечные, а кому-то из каждого холодильника улыбаться.
– У меня, Лёля, между прочим, ухажер появился… Сергеем зовут. Только вот скажи мне, на хрена козе баян?
Подруга снова промолчала, а на меня вновь накатили воспоминания.
***
Из воспоминаний меня вывел телефонный звонок. Звонил шеф.
– Романова? – каждый раз он зачем-то спрашивал мою фамилию, будто она могла измениться сама по себе.
– Слушаю.
– Романова, значит слушай мою команду. Завтра выезд в женскую колонию, в Бобров. Там какие-то нововведения, начальство вещать будет, мэр приедет. Чтоб как штык у АПУ была, автобус в восемь от главного входа отходит. Не успеешь, убью.
На этом шеф отключился, как всегда, сочтя излишним прощаться, а я в досаде допила бокал вина и решила, что на сегодня пора заканчивать. Вставать завтра рано, и надо быть в форме.
Утром я как штык стояла в холле АПУ – Академии права и управления, и томилась в ожидании команды на старт. Правда меня немного смущало, что кроме меня в холле не было ровным счетом никого. Кроме разве что парня в форме на проходной, ну и периодически шныряющих туда-сюда курсантов.
Наконец, когда на часах было уже без пяти минут восемь, я подошла к окошку с дежурным и поинтересовалась, когда позовут журналистов, показав удостоверение.
– Так вы что тут-то? Ваши с другого входа ожидают.
– А далеко?
– Ща, погодите, – парень принялся набирать кого-то по телефону, потом долго что-то втолковывать. Наконец он положил трубку и виновато посмотрел на меня:
– А ваши все уехали.
– Твою мать!
Я выбежала из заведения, по дороге набирая номер Светки. Та быстро вникла в ситуацию и сказала оставаться на месте.
Через полчаса возле меня притормозила вишневая, побитая жизнью, временем и нашими дорогами девятка, и веселый парень прокричал сквозь громкую музыку из салона:
– Это тебя в тюрьму?
Честно говоря, я чуть не подавилась от постановки вопроса, но быстро кивнула и, не дожидаясь приглашения, прыгнула в салон.
– Долго ехать? – я постаралась поудобнее устроиться в забитой всяким хламом машине и приготовилась к долгой дороге.
– Та не-е… Тут всего-то километров десять.
– Вас Света прислала?
– А шо, есть другие варианты? – хохотнул юморист, но продолжать не стал.
– Полина… – я решила, что представиться все же будет не лишним, но парень отмахнулся.
– Знаю. Светка сказала.
Сам он решил, что представляться будет излишним, а потому я так и не узнала, кому обязана своим чудесным спасением. Надо будет только Светке проставиться что ли. Да и за бензин не лишним будет расплатиться.
В целом Светкин жених, если это конечно был именно он, мне понравился. Парень больше молчал, не доставая меня излишним разговорами, на всю громкость врубив Михаила Круга.
К воротам подъезжали под «Кольщика», чем очень впечатлили куривших возле ворот работников колонии.
Еще минут двадцать пришлось доказывать, что я не верблюд прежде, чем меня пропустили на территорию и проводили на конференцию, если это можно назвать именно так. Хвала богам, та еще не началась, мэр задерживался, а без него высокое тюремное начальство естественно говорить опасалось, и оттого все томились в общей зале.
В какой-то момент к начальнику колонии подошел мужчина в форме, что-то сказал ему на ухо, и тот даже в лице изменился. Побагровел весь, усы задергались.
Нам объявили, что у нас есть время все здесь как следует осмотреть.
Честно говоря, колония приятных чувств у меня точно не вызывала. И на это были особые причины. Хотя, что греха таить, вряд ли в целом мире найдется хоть один человек, кому это место покажется светлым и милым. И все же у меня оно, помимо прочего, вызывало еще и страх.
Страх был сродни тянущей боли внизу живота, он обволакивал и давил, заставляя сердце биться быстрее обычного.
Кое-как я смогла взять себя в руки, и тогда оказалось, что в актовом зале, ну или как тут это называется, я осталась совсем одна. С трудом отыскав дрейфующую кучку журналистов, которым, в отличие от обычных людей, тюрьма казалась чуть ли не аттракционом, я наконец смогла выдохнуть спокойно.
Никто не тыкал в меня пальцем, не кричал «держи ее», не пытался заковать в наручники. По большому счету всем было плевать не только на меня, но и вообще на всех и вся. Когда мы прошли несколько извилистых коридоров, шедший впереди мужчина в форме обернулся и строго произнес:
– Сейчас осужденные с прогулки будут возвращаться – всем встать по левую сторону. В глаза не смотреть. И вообще вести себя тихо. Фотографировать строго запрещено. Нарушители сразу покинут заведение. Всем все ясно?