Я не знаю собственное Я
Шрифт:
Глеб, словно преданный пёс, сидел на краю берега и как заворожённый наблюдал за мной. А наблюдать было за чем. Абсолютно обнажённая, барахтаясь в воде, я делала вид, что совершенного его не замечаю. Мне нравилось его дразнить.
– Ну какая же ты красивая, Настя… - проговорил он, когда я медленно, совершенно не торопясь, стала выходить из воды, – Я принёс тебе цветы…
– Цветы? – поморщилась я, бесцеремонно вытираясь полотенцем и даже ни на грамм не смутившись своей наготы.
Пусть смотрит, мне не жалко.
–
Наблюдая за тем, как я одеваюсь, Глеб впал в состояние транса и не смог ответить ничего вразумительного. Парень пришёл в себя только когда я наконец натянула своё легкое платье и в упор уставилась на него, уперев руки в бока.
– Мне бы пора брать с тебя деньги, Глебушка, за такие-то просмотры, – усмехнулась я. – А ты мне всё какие-то веники таскаешь.
– Настя, эти цветы я сам собирал… Для тебя, – обиделся он. – Я надеялся, что они тебе понравятся.
– Глеб, ты мне эти полевые цветочки с первого класса таскаешь. Ей-Богу, за это время можно и понять, что они мне ни хрена не сдались.
– Сука ты, Настя, – стиснув зубы, процедил Глеб.
– Ты только сейчас это понял?
Парень с яростью швырнул букет и уже хотел идти прочь, но я вдруг остановила его.
– Глеб, постой…
Он замер, и его глаза исполнились легким удивлением и вместе с тем надеждой.
– Ты хочешь меня? – неожиданно спросила я.
– Что? – такого прямого и вызывающего вопроса Глеб точно не ожидал. – Ты издеваешься надо мной?
– Я всего лишь задала вопрос.
– Настя, ты знаешь, как я к тебе отношусь...
Я заулыбалась.
По всем новомодным канонам я была совершенно отсталой от своих сверстниц, оставаясь девственницей в свои почти полные девятнадцать лет. Любопытство, гормоны и моя расчётливость сыграли странную комбинацию, соединившись в дурацкое предложение, которое сорвалось с губ, заставив Глеба впасть в ступор:
– Глеб, я могу провести с тобой ночь… За деньги.
– Что?.. Ты с ума сошла?!
– Почему? Я долго думала и решила, что мне пора попробовать, что такое секс… – я пыталась быть как можно более непринуждённой, стараясь скрыть ощущение лёгкого укола стыда… или чувства вины? Что там обычно бывает у нормальных людей?
Я быстро смахнула с себя эти ненужные мысли.
– Ты… Ты просто дура, – сквозь зубы процедил Глеб и, сморщившись, словно от боли, тихо проговорил, – Я тебя боготворил! А оказывается, ты такая же шлюха, как твоя мать. Говорят же, яблоня от яблони…
Мои щеки вспыхнули словно от удара.
– Я не такая, как моя мать!
– вскричала я.
– Ты хуже. Твоя мать хоть спит с мужиками не за деньги. А ты себя унизительно продаёшь, даже ещё ни разу не побыв с мужчиной. Хотя я глубоко сомневаюсь… что ты ещё ни с кем не была. Ты ещё та лгунья. И такая ты мне не нужна. Иди продавай себя кому-нибудь другому! Может, кто согласится…
Такого унижения я не испытывала еще никогда. Мое горло словно кто-то сжал, и я не смогла проронить ни слова. Вместо того чтобы защититься и поставить хама на место, я просто развернулась и кинулась прочь.
Больше всего я не хотела, чтобы Глеб видел мои слезы, которые предательски бежали по моим горячим щекам.
Добежав до дома, я как ураган проскочила мимо своей матери, курившей на крыльце. Она уже была пьяна и гаркнула мне вдогонку что-то несуразное. Я нисколько не обратила на неё внимание, закрылась в комнате, уткнулась головой в подушку и разрыдалась.
Глеб, сам того не подозревая, ткнул иголкой в самое болезненное место. Ничто не могло вывести меня настолько из себя, как сравнение с матерью-шлюхой. Эта была ахиллесова пята…
Чувство неумолимой боли, стыда и ненависти полыхали адским пламенем. Когда все слезы были выплаканы, я взяла себя в руки, подошла к зеркалу и заглянула себе в глаза. Они были налиты яростью и злобой.
Я вытерла щёки тыльной стороной ладони и ещё раз всмотрелось в своё лицо. В котором не читалось уже ничего, кроме хладнокровия и желания отомстить за болезненное унижение.
– Ну ничего, Глебушка… Ты у меня ещё попляшешь… - с ядовитой усмешкой проговорила я и окончательно успокоилась.
***
Мой День Рождения…
Мне девятнадцать.
За так называемым «праздничным» столом сидела уже пьяная мать, новоиспечённый отчим и мой обожаемый дядька, увлечённо лопающий варёную картошку, которую он искусно солил уже во рту. По окосевшим глазам матери было понятно, что самогонка шла хорошо. Видимо, новый отчим, который появился в нашем доме всего пару месяцев назад, готовил её на славу. Это единственное, что у него получалось. В остальном он был очередным «ленивым засранцем», как выразился дядя Паша. Отчим с утра до вечера валялся на диване с бутылкой пива и переключал каналы телевизора, лениво поедая бутерброды. Он даже не стряхивал с себя крошки хлеба. Настоящая ленивая свинья. Когда матери не было дома, этот пропойца не упускал возможности ущипнуть меня за ягодицу. Но тут же получал по морде. Матери я об этом никогда не говорила - бесполезно. Мне, бывало, казалось, что мать ненавидит сам факт моего существования. И все, что было сказано мной, использовалось только против меня. Прям как в суде, только без адвоката. Так что я предпочитала помалкивать и справляться со своими проблемами сама.
Вот и сейчас настал такой момент.
Дядька с матерью вышли покурить на крыльцо, а отчим остался сидеть за столом. Он смотрел на меня жадным взглядом своих маленьких похотливых глаз.
– Настюха, Настюха… - слащаво пропел он.
– Ну что, «целуй меня везде – девятнадцать мне уже»?
– его пьяный бред вызывал во мне приступ отвращения и злости.
Я демонстративно сморщилась и промолчала.
– Ну так что, пора тебя везде целовать, Настюха? – не унимался он.
Я приблизилась к отчиму и томно шепнула ему в ухо: