Я не знаю собственное Я
Шрифт:
Главное - что я была красива. Говорят, красота правит миром. Но это надо было ещё проверить…
ГЛАВА 4
Сегодня я очень плохо спала и почему-то всё время думала о Глебе… Странное чувство беспокойства не покидало меня.
Я встала с постели и сразу пошла к ручью. Хотелось свежей прохладной воды, чтобы смыть с себя тревогу и омрачающие сознание мысли.
У ручья меня встретил Глеб… Он сидел на берегу и смотрел куда-то вдаль... На нем была вчерашняя рубашка, изрядно помятая, и такие же джинсы. По его внешнему виду казалось, что он ещё
– Ты рано.
– Ты тоже… – по моей спине прошёлся холодок.
– Что ты здесь делаешь?
– Тебя жду.
– Зачем? – тихо и неуверенно спросила я и вместе с тем ощутила, как всё моё тело напряглось в предчувствии чего-то нехорошего.
Глеб усмехнулся.
– Война, Настя, изменила меня.
– Я вижу…
– Нет больше Глеба, которого ты знала.
Я молчала.
– Уйдя на службу, я старался не вспоминать тебя, – сказал Глеб. – Но чёрт возьми, всё равно постоянно думал! Но война выбивала из меня всякую романтику. Мысли о тебе становились все более грубыми и животными… Скрипя по ночам зубами, я думал о том, каким дураком был с тобой! Ведь надо было просто схватить тебя, приструнить и подчинить! Надо было быть мужчиной, а не сопливым романтиком, об которого ты то и дело с удовольствием вытирала свои ножки. Я был глуп и ничего не понимал. А когда понял, было уже поздно. «Но ничего, вернусь – разберусь», – шептал я себе как молитву каждую ночь перед тем как уснуть.
– Глеб…
– Молчи! Когда моя жизнь висела на волоске, знаешь, о ком я думал?!
– его глаза налились кровью.
– Думаешь, я вспоминал мать, родных, близких или друзей? – Глеб сделал еще один жадный глоток и слегка поморщился. – Нет, Настя. Я думал о тебе. Я каждый чёртов день думал о тебе! И за тобой должок… Настя. Полгода я отсидел ни за что.
Я с опаской всмотрелась в лицо Глеба. Глаза были абсолютно невменяемые, дикие и красные, то ли от отсутствия сна, то ли от чрезмерного количества выпитого алкоголя. А может, и от того, и от другого.
Глеб стал подходить ко мне неровной походкой, я инстинктивно медленно попятилась назад и хотела уже кинуться прочь, но мужчина резко схватил меня.
– Глеб… Ты чего?.. Глеб… - испуганно произнесла я.
Договорить я уже не смогла. Глеб закрыл мне рот губами и с чудовищной силой, так, что хрустнули косточки, прижал к себе. Я замычала, забилась, пытаясь упереться руками ему в грудь. Но он не обратил на моё сопротивление ни малейшего внимания, проник грубой шершавой ладонью под вырез моего платья и ощупал вмиг отвердевшие соски. Тяжело дыша, Глеб повалил меня на траву, прижав к земле своим мощным накаченным телом. Его жадные ручищи заскользили по изгибам моей фигуры, исследуя её самые сокровенные места. Его движения были напористыми и властными, полные неистовой страсти и лютой ненависти. Я рьяно пыталась вырваться, но у меня ничего не выходило. Несмотря на то что Глеб был пьян, он значительно превосходил меня физически, и все мои усилия были обречены на провал. Я не смогла реализовать ни один приём из техник самообороны, которым научил меня дядька. Когда я была обессилена и почти перестала сопротивляться, Глеб наконец оторвался от моих губ, и я смогла в полный голос прокричать: «Глеб, нет!». Мужчина быстрыми движениями поднял тонкое хлопковое платье и рванул трусики. Тяжело дыша, он грубо вошёл в меня. Я вскрикнула от боли и прикусила нижнюю губу.
Мужчина тут же остановился, словно протрезвев, и всмотрелся мне в лицо широко распахнутыми глазами.
– Ты… ты еще девственница?
– Да! – закричала я, и из глаз брызнули слезы.
– Уже нет… - словно прорычал он приглушенным голосом и стал медленно двигаться во мне.
Мне было нестерпимо больно, обидно и унизительно. Я вцепилась ему ногтями в кожу настолько сильно, насколько это было возможным, но это, наоборот, еще больше разожгло в нём страсть, и он превратился в дикого зверя.
Когда все закончилось, Глеб поймал мой подбородок, притянул к себе и, посмотрев мне в глаза, произнёс:
– Ты теперь моя, слышишь? МОЯ.
– Никогда… - тихо пролепетала я. – Ты взял моё тело, а душу – НИКОГДА.
– А есть ли она у тебя, эта душа?! – с какой-то яростью бросил он.
Я не раздумывая плюнула ему в лицо. Глеб вытер лицо тыльной стороной ладони. Я думала, он ударит меня, но нет, просто приподнялся на руках и ничего не сделал. И я, наконец почувствовав свободу в действиях, оттолкнула от себя этого ублюдка и кинулась прочь.
– Настя! – крикнул Глеб мне вдогонку.
Я не обернулась. Я бежала через всю деревню, не обращая внимания на встретившихся мне прохожих. Я бежала как сумасшедшая, словно меня преследует одичавший зверь. По моим щекам катились слезы… Слезы стыда, отчаянья, внутренней боли и ненависти.
Прибежав домой, я закрылась в своей маленькой комнатушке, медленно скатилась вниз по двери и ещё больше разрыдалась.
Как он мог так со мной поступить?! Это же Глеб… Это же был Глеб… Мой Глеб, который таскал мне каждое утро полевые цветы! Тот безобидный мальчик, который никогда бы не причинил мне зла.
Нет, это уже был не Глеб.
Того безобидного Глеба я сама стёрла в порошок, усадив за решётку…
Я прошла в кухню и махом выпила недопитую рюмку водки, оставленную матерью на опохмел. Противная водка только жгла желудок, но никак не могла разжать сдавленное от боли сердце.
В дальнем углу комнаты стояла дядино охотничье ружье. Я вытерла слезы, взяла ружье в руки и, рассматривая его как музейный экспонат, застыла в своих размышлениях.
– Такую боль и унижение можно смыть только кровью, - медленно и тихо проговорила я. – Только так я смогу это пережить…
Я приняла душ, яростно обтерев тело мочалкой, словно пытаясь стереть это насилие со своей израненной души. Я одела чистое платье, а порванное Глебом сожгла в старом ржавом ведре.
Взяв ружье, я решительно отправилась к дому своего врага.
Идя по истоптанной тропинке, я ощущала, как бешено бьётся моё сердце, как содрогается всё внутри, и с каждым шагом адский огонь ненависти и злости разжигает внутри меня испепеляющее пламя. Знойное солнце нещадно опаляло обнажённые плечи, а лёгкий летний ветерок, дувший мне в спину, словно подгонял, придавая мне уверенности и силы.
А вот и тот самый ветхий дом, в котором я была два года назад, в день своего рождения. Ничто особо не изменилось. Только новый забор. К удаче, калитка и дверь были не заперты. Я зарядила ружье и тихо, как кошка, прокралась внутрь. Пройдя в одну из комнат, я тут же наткнулась на спящего Глеба. Он развалился на двуспальной кровати в той самой одежде, в которой был у ручья. В мятой рубашке, не до конца заправленной в джинсы, слегка небритый, с запахом перегара, который распространился по всей комнате, он был отвратительным.