Я очень хочу жить: Мой личный опыт
Шрифт:
Иногда меня спрашивают:
– Даша, вы от рождения шатенка?
Нет, я блондинка. Появилась на свет с голубыми глазами и светлыми волосами. На некоторых детских и юношеских фотографиях у меня вроде как темные волосы, но это из-за некачественного черно-белого изображения. Я никогда не изменяла своему цвету волос, странная прическа на снимках, украшающих мои стартовые издания, объясняется химиотерапией.
К чему я сейчас все это вспомнила? Пока будете лечиться от рака, вам встретятся разные люди, и некоторые могут больно ранить вас словом. Ну, вроде мамаши, посчитавшей репетиторшу своего сына
Кроме химиотерапевта и медсестры из процедурного кабинета, мне пришлось познакомиться с районным онкологом. И каждый раз, входя в диспансер на улице Лизы Чайкиной, я, избалованная обходительным, очень профессиональным коллективом шестьдесят второй больницы, привыкшая к внимательному, терпеливому, никогда не повышающему голос Игорю Анатольевичу, испытывала шок. От чего? Ну, во-первых, от интерьера. Диспансер «радовал» пациентов большими, давно не мытыми окнами, горшками с засохшими растениями и люстрами, из которых была выкручена половина лампочек (вероятно, таким образом местное начальство экономило электричество). Кондиционеров в заведении не было, а форточки закрыты, поэтому в помещении стояла духота. О такой вещи, как кулер с водой, больные даже не мечтали, в туалет лучше было не соваться.
Поэтому на прием к онкологу я собиралась, как на войну. Знала, в очереди придется просидеть часа четыре, попить будет негде. Поэтому складывала в сумку: бутылку минералки, бумажные салфетки, маленький пузырек с жидким мылом… Еще брала одноразовую пеленку, чтобы устраиваться на нее, а не на подозрительную простынку в кабинете врача (белье на кушетке не менялось, либо плюхайся на то, на чем лежали другие, либо приноси с собой свое). А еще в коридорах не хватало стульев. Там стояло несколько кресел и диванов, на которых не могли разместиться все пациенты. Простояв однажды два часа у стены, я купила складную табуретку и стала приносить ее с собой.
Но все это было ничто по сравнению с медицинским персоналом. Участковым врачом оказалась дама пенсионного возраста, всегда обутая в домашние тапки и одетая в растянутую вязаную кофту. Ну ладно, может, у нее болели ноги, а не очень большая зарплата не позволяла ей модно одеваться, но неужели трудно помыть голову, аккуратно причесать волосы и погладить юбку? С онкологом-неряхой совсем не хотелось иметь дело, но альтернативы в те годы у больных не было. Доктор отлично понимала, что пациенты зависят от нее, и вела себя с людьми, как капризная барынька.
Очень часто пресса обвиняет известных людей в звездности, журналы и газеты нередко пишут об актерах, певцах, художниках, которые грубят простым людям и хамят корреспондентам. Согласна, это бывает. Но почему никто не упоминает о врачах, не уважающих больных, заставляющих пациентов униженно кланяться за дармовые лекарства? Как назвать эскулапов, изображающих из себя чуть ли не господа бога?
Мне, например, полагалась коробочка, в которой содержалось тридцать таблеток.
Придя впервые на прием, я услышала от химиотерапевта:
– Сегодня десятое число. В следующий раз являйтесь за тамоксифеном ровно через месяц, одиннадцатого. Не забудьте записаться, иначе я вас не приму!
– Простите, одиннадцатое будет четверг, мой рабочий день. Нельзя ли мне прийти десятого, в среду? – попросила я.
– Ваше число одиннадцатое! – гаркнула тетка. – Ни минутой раньше!
– Но почему? – удивилась я.
– Потому что у вас еще останется на руках лекарство! – зашипела онколог. – Ишь, хитрые! Норовят оттяпать халявы побольше, а потом продают и наживаются!
В первую секунду я подумала, что она неудачно пошутила. Потом увидела злой взгляд, презрительно поджатые губы и поняла: тетка говорит серьезно.
Я решила воззвать к логике мегеры:
– Десятого в упаковке останется одна таблетка. Боюсь, мне не удастся сбыть ее за большие деньги.
– Нечего болтать. Полно народа под дверью сидит, – оборвала доктор. – Явитесь одиннадцатого, и точка. Не хотите подчиняться правилам, покупайте за свои деньги.
– Тамоксифен продается в аптеках? – обрадовалась я. – Выпишите, пожалуйста, рецепт.
– Нет! – отрезала она.
Я удивилась.
– Почему? Буду сама приобретать его, избавлю вас от своих посещений.
– Нет! – гаркнула баба, только что кричавшая: «Не хотите, покупайте сами». – Вам положено бесплатно, вот и пользуйтесь тем, что дает государство. Одиннадцатое число! Припретесь десятого, уйдете с пустыми руками. Меня обмануть невозможно! Будете спорить, вообще ничего никогда не дам. Следующий!
Я вышла из кабинета гарпии в состоянии полнейшего изумления. «Добрая» бабка подозревает всех больных в желании торговать тамоксифеном. Ну, это еще можно понять, небось она сама проворачивает аферы с медикаментами. Люди, как правило, подозревают других в том, что совершают сами. Но почему не выписать рецепт и не избавиться от лишней пациентки? Государство сэкономит бесплатные таблетки, очередь к кабинету районного онколога уменьшится на одного человека, я не буду привязана к определенной дате. Кому плохо? Чем, кроме элементарной вредности, можно объяснить поведение мерзкой бабы?
В голову неожиданно пришло воспоминание. У одной моей подруги посадили не так давно в следственный изолятор сына. Я помогала ей передавать для него продукты. Порядки в Бутырской тюрьме ужасали, и там тоже назначалось определенное число для передачи. Один раз мы приехали на два дня раньше. Полная блондинка в форме глянула в документы и гаркнула:
– Не приму. Сегодня не ваш день.
– Меня отправляют в командировку, – заныла моя подруга, – пожалуйста, сделайте одолжение, иначе сын останется голодным.