Я, они и тьма
Шрифт:
– Ничего не понимаю, – растерянно сказал он, а потом, без перехода, приказал:
– Сядь на кресло!
Ну, я села. В ногах правды нет.
– А теперь встань. Наклонись. Выпрямись. Принеси книгу со стола.
Я с недоумением все это проделала, глядя на него, как на идиота. Правда, следующий приказ выбил из меня весь воздух.
– Сядь в кресло и раздвинь ноги.
Ага, щас! Бегу, волосы назад.
– Нет, – тихо сказала я, испытывая при этом весьма странное чувство. Как будто что-то очень сильно натянулось,
– Нет?!
– Нет. Хватит с меня.
– Я приказываю!
Натяжение в груди стало нестерпимыми, но больно не было – скорее, очень неприятно. Наверное, так бы могла чувствовать себя растянутая в пальцах до предела резинка для волос.
– Нет! – с удовольствием повторила я, ощущая, как сминается, ломается что-то незримое, неясное внутри меня.
А в следующий миг сломало и меня. Каждая мышца напряглась до невообразимых каких-то пределов, свело зубы, а в глазах потемнело. Я опустилась на колени, часто дыша, краем сознания услышала испуганные крики, топот ног, а потом и визг, полный ужаса. Мужской визг, хозяйский. Почти песня, а! Слушала бы и слушала!
А потом мне стало не до этого.
С моим дыханием изо рта вырвалось черное облачко, и вместе с ним вырвалась из этого тела и я. Я смотрела на себя как бы стороны и с ужасом отмечала, что мое новое тело выглядит, как загримированный манекен для самых кассовых фильмов ужасов.
Черные глаза без белков, без зрачков. Белая, как бумага, кожа. Обескровленные, посиневшие губы.
Золотая цепочка, валяющаяся под ногами. Расстегнутая. Или разорванная. Непонятно.
– Темная, темная! – орал кто-то, и я оторвала взгляд от распластавшегося тела.
Только вот без толку. Потому что все вокруг покрывала темная дымка. Как гарь костра, только без запаха. Она струилась везде, прятала людей, предметы, но ластилась к телу Йолы, касалась ее кожи, не заволакивала ее непроглядным туманом. И я чутьем, взявшемся неизвестно откуда, поняла – тьма утешает. Дает силы. Поддерживает. Чуть ли не скулит, как щенок, требующий внимания хозяйки.
Я не удержалась, протянула ладонь, не зная, чего ожидать.
И тьма радостно рванулась ко мне, не делая между мной и телом Йолы никаких различий.
– Темная! Темная!! Стражу! Скорее! – визжал кто-то надоедливо прямо над ухом.
И я открыла глаза.
***
Все обитатели дома, белые, как мел. Стоят у входа, трясутся.
Хозяин нервно комкает какие-то гербовые бумаги, его пальцы ходят ходуном. Граха держится за сердце и смотрит на меня с ужасом. Слуги, толпящиеся чуть дальше, молча разглядывают меня, и только мой старый знакомец повар трусливо маячит дальше, в коридоре.
– Очнулась, – выдохнула Граха и упала в обморок.
Остальные с воплями разбежались, и только хозяин остался стоять, глядя на меня исподлобья, набычившись. Я смотрела на него и не понимала, как это ничтожество может иметь хоть какую-то власть над другим человеком.
«Разорвать?» – радостный, веселый шепот вспыхнул черным в голове.
– А? Что? Кого разорвать? – переспросила я, и хозяин затрясся, как под током.
– Ты слышал? – недоуменно обратилась я к нему.
Он помотал головой, а потом, булькнув от страха, попятился задом, вышел в коридор и со всей силы захлопнул дверь. Щелкнул замок.
«Давай разорвем?» – снова спросил голос. И я сообразила, что он – в моей голове. Здравствуй, шизофрения! Заходи, будь как дома! Тебя-то мне не хватало еще для полного комплекта! Кожу продрал сверхъествественный жуткий мороз.
– Не надо никого разрывать, – осторожно ответила я. – Лучше как-нибудь потом.
«Не хочешшшь», – разочарованно прошептало в голове. И исчезло.
Б….! Да лучше бы я тюрьме сейчас сидела за своего козла-генерального!
Я со стоном поднялась на колени, охнула от боли в груди, которая, впрочем, тут же исчезла. С силой растерла лицо руками. Что они там кричали? Темная? Что это значит?
Я напрягла память, но – ничего. Тишина и темнота, какая-то даже неестественная. Жуткая. Может, прикрылась лавочка, и я больше не имею доступа к памяти Йолы?
Но нет. Стоило об этом подумать, как в голове возникли образы незнакомых мне людей, мест. Пронеслись чувства, эмоции, всплыли воспоминания. Значит, все в порядке.
Но что же это значит? И что говорит в моей голове?
Я осторожно подошла к столу, посмотрела в зеркало над креслом моего «хозяина». Дернулась от него, едва не заорав.
Еще бы.
Вокруг моего лица вилась темная дымка, которая спешно впитывалась под кожу. Ну и жуть же! Я коснулась щек, но ничего не ощутила – лицо как лицо. Набравшись смелости, снова взглянула в зеркало, и оно послушно отразило лицо Йолы – миленькое, испуганное. Никаких спецэффектов.
Да что, черт возьми, происходит?!
Во дворе послышался шум, и я выглянула в окно.
С десяток мужчин в строгой форме ловко и быстро высыпали из чего-то, напоминающего здоровенный раритетный автомобиль, профессионально рассредоточились вокруг дома. Один из них – высокий, черноволосый, с серьезным лицом – подцепил под руку хозяина и что-то строго спрашивал.
Тот, трясясь, отвечал.
По мою душу пришли. Не знаю, чем это мне грозит, но, судя по испугу обитателей дома, ничем хорошим.
Высокий мужчина, наконец, отпустил хозяина и безошибочно поднял взгляд прямо на меня. Я юркнула за занавеску – видимо, на рефлексах, затаилась. Обвела взглядом кабинет хозяина: не спрятаться. Нет, ну надо же было так встрять!
Придется ждать. Я все равно не знаю, что все это значит.
Спустя бесконечно долгую минуту щелкнул замок.