Я, они и тьма

Зимина Анна

Остался последний шаг – посадить генерального нашей компании. В идеале – на тот же срок, который он прочил мне. Все было готово, осталось выстрелить.

Я не боялась. Всегда жила по принципу «делай что должно – и будь что будет». Танька, конечно, переживает, но на то она и подруга, чтобы переживать. Лучшая, между прочим, боевая.

– Вот надо было тебе в самое кодло залезть, да? – со вздохом сказала она.

– Сама знаешь – надо.

– Может, хоть у меня поживешь, пока все не утихнет?

– Я подумаю.

Но

это я сказала только для того, чтобы ее успокоить. Никуда уезжать или прятаться не хотелось. Демонстрировать врагу лопатки я не собиралась. Даже когда меня в первый и последний раз ударил бывший муж, я не стала рыдать и униженно молить о прекращении побоев. Я ухмыльнулась, стерев кровь из разбитой губы, посмотрела ему в глаза и сказала… Хм… Много проникновенных слов, от которых он побледнел, совсем впал в ничтожество и свалил из моей жизни, стараясь не отсвечивать.

А надо было тоже посадить…

Мысли потекли совсем в другом направлении, и я себя одернула. Давно все закончилось, чего ворошить старье, которое, к тому же, давно покрылось налетом тухлой плесени.

– Может, сразу поехали ко мне? А за вещами я сама съезжу? Мало ли что?

Она смотрела на меня испуганными глазами, и я не понимала, с чего это моя Танька так разнервничалась.

– Чувствую, что случится что-то плохое, – совсем тихо сказала она, размазывая ложечкой жутковатый после таких манипуляций десерт.

А вот это уже серьезно. «Чуйка» Таньки никогда еще не давала осечек. Это она тактично предупреждала меня, чтобы я не выходила за своего будущего муженька; это она ни с того ни с сего сорвалась в деревню ко мне, не зная, что я лежу с температурой под сорок в пустом деревенском доме; это она однажды кинулась на дорогу и замахала руками, как сумасшедшая, останавливая нервно гудящий поток машин, чтобы секундой позже по освободившемуся коридору промчался испуганный мальчишка на велосипеде с отказавшими тормозами.

Я могу припомнить с десятка два таких «это она», поэтому сомневаться не приходилась. Мою жопку ждут неприятности.

– Хорошо. Только я съезжу за вещами сама. Без тебя.

Не хватало еще ее подставлять – мало ли что.

Танька неохотно кивнула. Ее тревожность передалась и мне. Мы наскоро распрощались, и я пообещала приехать к сразу же, как соберу свой шмот. Она стребовала с меня чуть ли не клятву быть острожной, и я пообещала. Вот только обещание свое выполнить мне не удалось.

***

Волшебный пушистый снежок падал на сугробы, делая их совсем уж грандиозными. Снежная зима выдалась… В наступившей тишине я чутко прислушивалась к звукам из своего подъезда, кралась, как мышь, по лестничной клетке. Но вроде бы все в порядке… Никого.

В квартире наскоро покидала в чемодан свое тряпье, сгребла косметику, полезла в сейф за документами, шаря наощупь рукой… Похолодела. Бумаг не было. Пустые полки сейфа издевательски поблескивали серым металлом. Кровь бросилась к лицу, а руки, наоборот, заледенели. Я замерла, прислушиваясь к звукам: нет ли чужого дыхания, не скрипит ли дверь в ванную. Медленно встала, бесшумно, не дыша, вышла из своей спальни и рванула к входной двери, каждую секунду ожидая, что на плечо опустится чужая рука.

Я была уже близко – схватить ключи от машины, валяющиеся на тумбе у входа, дернуть вниз защелку, распахнуть двери и бежать, бежать! Получилось! Я проскочила лестничные пролеты один за одним, не ощущая, как ледяные ступени холодят стопы в одних носках. Пикнула подъездная дверь. Я трясущимися руками щелкнула замок, залезла в безопасное нутро машины, завела двигатель. Уткнулась носом в руль, стараясь взять себя в руки. В таком состоянии даже выезд со двора может быть опасным.

Стальная пружина в груди начала уже было разжиматься, только вот привычка не блокировать двери…

Все произошло очень быстро. Распахнулась пассажирская дверь, впустив зимний холодок. На сидение рядом со мной скользнул тип в черном. Шапку надвинул на глаза, но я уже знала, кто это. Шестерка генерального нашего, водитель, нянька и мать родная. Захлопнулась дверь.

Я ничего не предпринимала, глядя в пустые, голубые, как леденцы «ментоса», глаза.

– Не чуди. Поехали, – вполне добродушно сказал он, но по спине пробежали мурашки дурного предчувствия.

– Куда?

– К Дмитрию Сергеевичу. Очень уж он тебя ждет. Вот что тебе, девка, спокойно не сиделось? Ты едь, едь. Дорогу покажу. Тут рядом.

– Никуда я не поеду. Пошел вон, – отчетливо сказала я, затушив машину. Потянулась к подлокотнику, чтобы достать заныканную пачку сигарет, но тут же придушенно пискнула. Лапища «няньки» генерального стиснула мое горло.

– Едь, девка. Не шути, – тихо и жутко сказал он мне прямо в лицо. От него дохнуло табаком и приторным парфюмом. Меня затошнило, но в груди раскаленным валом разлилась ярость. Гнев в высшем его проявлении. Ненависть.

– Пошел на х…! И руки убери. Поеду.

Я отчеканила, глядя в его пуговичные безразличные глаза, и он недоуменно моргнул глупыми глазами. Наверное, девушки нечасто козлили ему в лицо.

Хватка разжалась, и я, глядя на свои подрагивающие пальцы, завела машину.

– Куда?

– Прямо, направо километр и стой.

Вот бы припечатать мудака резким торможением…

Я выполнила указанные маневры, все же, наконец, прикурив. Что же я, дура, не послушала Таньку?

– Вот тут стой. Сейчас Дмитрий Сергеевич подойдет. И не чуди, без глупостей давай.

Я припарковалась прямо на дороге, ведущей в тупик. Недалеко, однако, от моего дома. Видимо, давно готовились, обстоятельно. Бежать некуда.