Я, оперуполномоченный
Шрифт:
– Всё о’кей, как выражаются проклятые капиталисты. – Виктор улыбнулся. – Не угостите ли чаем, Татьяна Сергеевна?
– С удовольствием. – Зуева воткнула обтрёпанный провод электрического чайника в розетку и полезла в шкаф посмотреть, нет ли у неё печенья или каких-нибудь леденцов. – Вам с сахаром?
– Давайте перейдём на «ты», – предложил Виктор. – Мы с вами в одном звании, вполне можем говорить на равных.
– Давайте, – живо согласилась женщина, лицо её просветлело. Появление столичного гостя заметно скрашивало серые будни. Она захлопнула лежавшую
– А ничего и не надо. Хочется просто крепкого и сладкого чая… Таня, я побеседовал с Кутузовой и должен сказать, что это хороший материал… Вербуй её.
– Вербовать? – Начальник оперчасти повернула голову к загудевшему чайнику.
– Тебе она здесь пригодится для работы. Поверь мне, она готова. Не откладывай это в долгий ящик, Таня.
– Надо подумать.
– Ты её готовь к вербовке, собирай потихоньку материал, а заодно задействуй её в разработке моей группы, которой я занимаюсь на воле. Пусть Кутузова вспоминает всё, что может. А ты мне пиши. Как можно больше пиши, Таня.
– Не люблю я писаниной заниматься, – призналась Зуева, смущённо улыбнувшись.
– Без этого в нашем деле никак нельзя.
– Знаю. – Она вздохнула.
– А через какое-то время, по моей команде, ты дай возможность Кутузовой позвонить в Москву своим дружкам.
Меня интересует прежде всего Кучеренков.
– Отсюда позвонить?
– Они не знают, что она получила срок, – пояснил Виктор. – Разумеется, звонки должны проходить под твоим контролем. Понимаешь?
– Как не понимать!
– Кутузова для меня – единственная ниточка к целому, возможно, вороху краж. Я очень рассчитываю на тебя, аня. – Он обаятельно улыбнулся. – Ты моя надежда… стати, тебе очень идёт форма. И глаза у тебя становятся т неё зеленоватыми.
Зуева слегка покраснела.
– Они у меня легко цвет меняют: то серые, то голубые, то в зелень уходят… Зависит от окружающей среды. От стены и рубашка зелёные, и глаза зеленеют… – Зуева оспешила отвести взгляд и встала, чтобы заняться кипятком. Оправив рубаху и юбку, она остановилась перед чайником и стала ждать, чуть наклонив голову.
В Москве Виктор первым делом попытался выяснить, что за кража произошла в ателье по ремонту радиотехники. Прежде всего он отыскал это ателье и переговорил с директором – крупной женщиной, с двойным подбородком, мелкими глазками и жалобным выражением лица.
– Да, была у нас кража, – сказала она, предлагая сыщику стул. – В восьмидесятом году была. Вы присаживайтесь, товарищ капитан, у меня тут тесновато, но мы разместимся. Может, чаю хотите?
– Спасибо, не надо, Генриетта Давыдовна. Когда произошла кража, вспомнить можете?
Директор некоторое время смотрела задумчиво в потолок и беззвучно шевелила губами, затем сказала:
– В мае, вскоре после праздников. Крайне неприятная история.
– Всякая кража неприятна.
– Но тут ведь воров не нашли. А деньги за пропавшие ещи надо клиентам выплачивать. Пришлось из премиальных брать и самим скидываться. Очень неприятно ыло.
– А почему не нашли воров?
– Да никто особо и не старался. Пришёл ваш коллега, ожилой такой, равнодушный, перегаром разит… Поспрашивал и ушёл. Я несколько раз звонила в милицию, справлялась, а мне в ответ: «Ждите»…
– Он что же, даже заявления у вас не взял?
– Ничего не взял. Никаких протоколов не было, ничего не было. Поспрашивал и всё.
– А что пропало?
– Телевизор «Юность», какой-то отечественный магнитофон и импортный «Панасоник». Очень дорогой магнитофон, вы же понимаете.
– Переносной телевизор «Юность»? – уточнил Смеляков. – Красного цвета?
Генриетта Давыдовна надула губы и уставилась на сыщика.
– Так вы в курсе? Да, переносной и, кажется, красного вета. Но теперь уж точно не скажу, всё-таки четыре года рошло. А почему вы знаете про «Юность»? Нашли-таки? Почему ж никто не сообщил? – возмутилась она, и всё её крупное тело заколыхалось. – Вот ведь безответственность!
– Не нашли ничего, Генриетта Давыдовна. К сожалению, ничего не нашли и, судя по всему, не искали. Но теперь я этим занимаюсь вплотную…
– Было бы очень разумно наказать, товарищ капитан, не только тех, кто у нас вещи украл, но и тех, кто свою непосредственную работу по их поимке не стал выполнять!
– Это уже в компетенции прокуратуры… Что ж, спасибо вам за информацию. Особенно за телевизор «Юность».
– Знаете, как говорят евреи? – засмеялась директор. – Спасибо мало, а три рубля как раз…
Сразу из ателье Смеляков направился в 110-е отделение милиции, на территории которого располагалось ателье. Заместитель по розыску встретил его настороженно.
– Кража из ателье по ремонту радиотелевизионной аппаратуры? Я в восьмидесятом году здесь не работал.
– А кто из оперов за этот участок отвечал?
– Василенко. Был у нас такой. Два года, как выгнали его из органов. А я два года назад сюда пришёл. Про Василенко легенды ходили в связи с его пьянством. Все мозги пропил, не делал ни хрена.
– Ясно.
– В архиве вряд ли что сохранилось, если был отказной. А Василенко, скорее всего, отказал, если исходить из того, что вам рассказала директор ателье.
– Вряд ли. Он даже заявления не взял.
– Ну тогда нет смысла искать следы этих материалов, – сказал зам по розыску.
– Ладно, – решил Виктор, – тогда поступим следующим образом. Посылайте в ателье опера, который закреплён за этим участком. Пусть возьмёт у директора приёмного пункта заявление, а также объяснения у всех работников ателье, кто помнит хоть что-нибудь о той краже. И если представится возможность, то надо найти потерпевших, я имею в виду клиентов того ателье. Может, кто-нибудь даст приметы пропавшей аппаратуры, может, техпаспорт на магнитофоны остался… Словом, собирайте весь возможный материал. Надеюсь, дня за четыре управитесь?