Я, оперуполномоченный
Шрифт:
Конечной станцией на зелёной ветке была «Каховская». Сразу возле выхода из метро к автобусной остановке начиналась длинная чёрная очередь, люди галдели, толкались, пытались протиснуться вперёд побыстрее. Автобусы подходили с интервалами минут в десять.
– Хорошо, что мы на конечной садимся! – воскликнула Вера, когда им удалось войти по скользким ступенькам в салон. – Не представляю, как дальше люди входить будут.
– А дальше остановок пять-шесть никто не войдёт, – ответил давно не бритый мужичок, от которого нестерпимо разило луком и вином.
– Почему?
– А
– До кинотеатра «Ашхабад» далеко? – поспешила спросить Вера, пока автобус ещё не тронулся и продолжал набиваться людьми.
– Далеко, минут двадцать…
– Мы там выйдем?
– Там выйдете, – уверенно тряхнул головой мужичок. – Там уже легко будет…
– Молодой человек, передайте на билетик, – послышался голос из-за спины Смелякова, и женская рука в перчатке сунула ему под нос медный пятачок.
– Какой билетик, мамаша! – бодро рявкнул другой голос.
– Из-за таких вот, как вы, мы и живём так… – возмущённо ответила женщина.
– Из-за каких это таких, мамаша?
– Безбилетников! Порядок надо соблюдать, мужчина! А вы зайцем привыкли, всюду зайцем, всюду на дармовщинку!
– Это вы зря, мамаша…
– Я вам не мамаша…
Виктор бросил в кассовый аппарат монетку, покрутил катушку с билетной лентой и оторвал билет.
– Возьмите, кто на билет давал, гражданка! – не глядя, он протянул билет через плечо.
– Передайте ещё! – попросил кто-то.
– Передайте на два!
– Неудачно мы с тобой встали, – посетовал Смеляков. – Теперь всю дорогу придётся билетёрами работать.
– Куда нас впихнули, туда и встали, – отозвалась Вера и улыбнулась, но Виктор видел, что её сдавили очень сильно и ей было не по себе. Он поднапрягся и просунул руку между Верой и прижавшимся к ней человеком в потрёпанной шубейке, вцепился в ледяной металлический поручень и немного оттеснил пассажира.
– Ты чего толкаешься, парень? – взъерепенился человек, и Виктору показалось, что мех на шубе пассажира поднялся дыбом.
– Я не толкаюсь, но вы-то не особенно разваливайтесь.
– Тебе если не нравится, то на такси надо ездить! Ишь, мать твою, недотроги какие!
– Прекратите ругаться, – строго произнесла Вера.
– Ой, ой, нежные мы, ну просто жуть…
Смеляков дотянулся свободной рукой до взъерошенной шубы и ткнул в неё кулаком.
– Попридержите язык, гражданин.
– Виктор, не нужно, – мягко сказала Вера.
Остановок через пять в автобусе стало свободнее, давить перестали, но всё равно было тесно. До нужной остановки ехали гораздо дольше, чем обещал знаток местного транспорта: автобус то и дело буксовал на обледеневшей дороге и увязал колёсами в громадных сугробах, протянувшихся нескончаемым крепостным валом вдоль всей проезжей части…
– Передайте на билетик… – опять и опять просили из глубины окутанного паром, набитого пассажирами салона.
За обледенелыми окнами в тёмной вечерней синеве проплывали мутные огни редких фонарных столбов, затем огней стало больше – появились дома…
– Бабушка, до кинотеатра «Ашхабад» далеко? – спросила Вера.
– На следующей слазьте.
– Спасибо, а то сквозь стекло не видно ничего.
– Как выйдете, он на противоположной стороне.
– Спасибо, нам кинотеатр только для ориентира нужен…
Смеляков помог Вере сойти и на нижней ступеньке подхватил её на руки, чтобы перенести через груду вязкого коричневого снега.
– Витя, прекрати, я сама.
– Сама будешь без меня, а пока я могу помочь, ты уж не сопротивляйся. Через лужи и сугробы перенесу.
– Слушай, давай обратно на такси поедем. Засидимся же небось допоздна. Тут и так с автобусами чёрт знает что, а после десяти вечера, думаю, они вообще здесь не ходят…
Борис встретил их с показным возмущением:
– Люди, да вы что? Мы вас час назад ждали! Лена, ты где? Принимай гостей!
Увидев выпорхнувшую из дальней комнаты светловолосую девушку, Виктор понял, что Борис женился, конечно, не по расчёту. Лена была воплощением нежности и очарования, всё её существо – воздушное и сияющее – источало обаяние. Она с готовностью протянула руку Смелякову и назвала себя, затем поцеловала Веру, сказав: «Привет».
– До вас не доберёшься, – ответила Вера на упрёк Бориса.
– Мы каждый день так добираемся… Разоблачайтесь, что столбами встали? Вера, дай поухаживаю. Ленусь, кидай им тапочки… Сейчас-то уже нормально с автобусами, а вот когда мы сюда переехали, ну, в начале семидесятых, вот уж была морока! От «Варшавской» только один автобус ходил. У него там конечная была, но в очереди всё равно отстаивать приходилось минут по тридцать. Двери в автобусах не закрывались вообще, потому что народ висел там гроздьями. А прямо у метро автобус разворачивался и накренялся при этом на ту сторону, где двери, так, что люди едва не срывались, но никто никогда не отступал, не прыгал. Так и ехали. А что делать? Домой-то всем надо… Теперь просто рай, а не дорога. Я привык, да и недалеко мне. А вот Ленке тяжело до института добираться.
– Ой, вы не представляете, что иногда на дорогах творится! – воскликнула почти с восторгом девушка, ведя гостей в комнату. – Я недавно ехала утром, а всё обледенело. И на Балаклавском автобус остановился. Там подъём, весь транспорт и в хорошую погоду едва плетётся, а тут автобус и вовсе замер. Постоял, постоял и медленно стал ползти назад. Шум поднялся жуткий! Женщины визжат, кричат: «Караул!» – а водитель ничего сделать не может. Нас стало медленно разворачивать, а мы всё ползём назад… Шмякнули чуточку пару машин и остановились. Народ так и посыпал из дверей. И только, знаете, на проезжую часть кто-нибудь выпрыгнет, так тут же падает, потому что лёд ужасный…