Я – ошибка академии
Шрифт:
Пролог
Мэри
Я сидела и перебирала складки на юбке, пока отец расписывал мне достоинства предстоящего брака.
Во рту был привкус горечи от происходящего. Больше всего мне хотелось встать и уйти. Но я не имела на это права.
Поэтому молча сидела и смотрела на разложенные передо мной портреты потенциальных женихов. С них на меня смотрели мужчины разных возрастов, но все они были старше минимум в два раза. Большинство годились мне в отцы, а некоторые даже в дедушки.
— Я проведу
Он довольно ухмыльнулся. Это была особая улыбка, она сопровождала каждую его «выгодную сделку».
— Может, я сначала закончу академию? — попросила я, глядя на отца с надеждой, — среди аристократов очень ценится образование. Уверена, тогда и достойного мужа найти будет проще.
Хотелось просто потянуть время.
— Ты достаточно отучилась, — тут же недовольно отрезал отец, его голос стал жестче. — Или прикажешь ждать, пока ты тут наиграешься в студентку и станешь старой девой? Для женщины важна только внешность. Чем моложе, тем дороже ты ценишься, Мэри. Зачем таким завидным женихам старуха?
Старуха? Но я же закончу академию через три года. Мне будет чуть больше двадцати. Как такую молодую девушку можно назвать старой девой?
— Но мне… мне нравится здесь… Я думаю, не стоит торопиться…
— Ты ду-у-умаешь?! — с ироничным, ядовитым удивление протянул отец, словно я сказала что-то несусветно глупое. — Ты не имеешь права думать своей пустой головой, когда на кону такие важные вопросы!
Последнюю фразу он не проговорил, а буквально прорычал, будучи недовольным моим неповиновением. В ответ я лишь вжалась в диван. И ведь я не сказала ничего дурного, не озвучила даже и половины того, что было в моей голове, но уже вызвала такую ярость!
— После новогоднего бала я найду тебе жениха, — одернув пиджак на полном животе, спокойно продолжил отец, не скрывая пассивного гнева. — Надеюсь, кто-то из этих благородных господ позарится на твою красивую и глупую мордашку. Моли Богов, чтобы засмотрелся кто-то, кто сможет оплачивать тебе все счета. И благодари меня, что я подарил тебе такую жизнь.
Отцу явно было, что ещё сказать, и в чем меня упрекнуть. Тема моего содержания одна из его любимых. Но его голос неожиданно прервал скрип двери. В комнату вошла моя соседка, Эльза.
Она с удивлением уставилась на нас и отвесила низкий поклон в знак приветствия. Мой «дорогой родитель» тут же сменился в лице.
— Встретимся после новогодних праздников, — мягко сказал он и застыл. Я знала, что он хочет. От одной мысли бросило в жар.
Но чем быстрее я исполню его желание, тем быстрее все это закончится. Выбора у меня все равно не было. Поборов страх, на трясущихся ногах я встала с дивана. Благо, идти далеко не пришлось. Всего шаг и вот я уже обнимаю «любимого папочку».
И это вовсе не проявление отцовской любви. Мой отец ментальный маг. Он считывал мои мысли при прикосновении.
Это
Я женщина. А значит, не имею права даже думать.
Мои мысли должны соответствовать желаниям отца. А если не соответствуют…
Благо мама научила обходить меня эту унизительную проверку.
Я хорошая дочь, я принесу семье благо, я не разочарую отца. Именно такие мысли я начала прокручивать в своей голове. Давала жестокому тирану то, чего ему хотелось — повиновения.
Виски стали болеть, ведь отец усилил магию, пытаясь прорваться в самое сокровенное. Сопротивляться было сложно, но я все повторяла и повторяла про себя то, что он желал бы услышать.
Наконец, «заботливый родитель» сделал шаг назад, закончив эту мучительную пытку. С тех пор как я научилась пользоваться магией, я стала сильнее. Раньше бы мой барьер не выстоял против такого напора.
Теперь же отец даже и не заметил, что я поставила ментальную защиту.
— Добрых праздников, — пожелал он нам с Эльзой, будто ничего не произошло. Словно не было крика, ментальной пытки и демонстрации всех тех старых лиц, на которые мне даже смотреть было мерзко.
— Благодарю. И Вам! — с улыбкой ответила подруга, и мы, наконец, остались с ней одни.
Я закрыла глаза и застыла на месте, про себя отсчитывая шаги. Я знала, как отец ходит, знала сколько шагов делает за определенный промежуток времени. И знала, как далеко он будет в ту или иную минуту. И чем дальше он уходил, тем мне становилось легче. Этакий выработанный инстинкт жертвы, который невольно появился с самого детства. Говорить правду лишь тогда, когда тебя не слышат. Искренне думать лишь в те моменты, когда к тебе не прикасаются. Лишний раз даже не дышать, если рядом раздаются эти тяжелые шаги.
Эльза едва ли понимала меня. Она спокойно спросила, не обращая внимания на моё состояние:
— Ты слышала последние новости Мэри? О них только и гудит вся академии! Говорят король примет указ, и женщины, получившие образование, смогут стать свободными. Такое красивое слово «свободные», — она захихикала. — А на деле это значит, что тебе придется работать и обходиться без любого содержания. Придумают же ерунды! Как будто кто-то в здравом уме согласится променять жизнь в роскоши на работу! Назвали «свободой» настоящую каторгу.
Я открыла глаза и посмотрела на соседку, не веря своим ушам. Она даже не понимала, насколько вовремя принесла эту «абсурдную новость». Мне на секунду показалось, что я сплю…
Мой отец всю мою жизнь бил и оскорблял мать, запугивал меня и держал в ужасе всех слуг. Приказывал, что делать, что говорить и даже… с помощью своей ментальной магии, что думать.
Он полностью решал, как нам жить. Игрался нашими судьбами, как будто мы пешки на игровой доске.
Свобода…
Мне всегда казалось, что я свободная. Я ведь знатная аристократка, не знающая, что такое работа. Но только сейчас я начала задумываться, что вообще значит быть «свободной».