Я — Оззи
Шрифт:
Несмотря ни на что, я и дальше корешил с Патом.
На смену яблокам пришла зачистка» парковочных автоматов. Потом начались мелкие кражи в магазине. У моих предков было шестеро детей и мы не жировали. Человек совершает самые отвратительные поступки, лишь бы набить брюхо. Лично для меня это вовсе не повод для гордости, я не принадлежу к тому типу людей, которые говорят: «Сейчас я в шоколаде, бабла хватает, чего ворошить прошлое.»
У каждого своя школа жизни.
Потом мы придумали такую тему: в день матча, у стадиона «Астон Виллы», мы собирали по полшиллинга за охрану машины. В те времена тачку на ключ никто не запирал и у нас был повод подурачиться внутри. Попробовали зарабатывать на жизнь мойкой авто. Задумка была гениальной, но однажды нам взбрело в голову надраить одному лоху машину щеткой по металлу. Не успела
Наперекор влечениям, я вовсе не был гаденышем. Мне просто хотелось попасть в одну из местных шаек. Помню наши забавы. Сходилась улица на улицу, мы забрасывали друг друга камнями, а из крышек мусорных баков делали щиты, ну прям как древние греки против римлян. Было прикольно до тех пор, пока кто-то не заехал противнику камнем в табло и поверженного, с лицом, залитым кровью, забрала скорая. Играли в войнушку. Делали бомбы собственного производства. Покупали кучу петард за один пенс, вытряхивали из них порох, сгибали один конец медной трубки, в середине делали отверстие, засыпали внутрь порох, заворачивали другой конец трубки, вставляли фитиль от петарды в подготовленное отверстие. Оставалось только поджечь спичку и валить, причем очень быстро.
Ба-бах!
Ха-ха-ха.
Не все, что мы делали было запрещено, но и вовсе не безопасно.
Однажды с Патом мы вырыли землянку в твердой глиняной насыпи, затащили внутрь каркас от старой кровати и какие-то доски, а в потолке вместо трубы была обыкновенная дыра. Рядом стояли ржавые бочки, с которых мы прыгали на старую металлочерепицу, клевый трамплин, скажу я вам. Прыг — и приземляешься на крыше нашего блиндажа. Так продолжалось несколько недель, пока я не влетел внутрь через долбаную дыру и чуть не свернул себе шею.
Какое-то время Пат думал, что мне конец.
Но самое большое развлечение ждало нас на развалинах домов. Часами мы бродили по руинам, складывая фигуры из булыжника, разбивая что-нибудь, разжигая костры. И постоянно искали клад. Воображение работало на полных оборотах. У нас был огромный выбор разрушенных викторианских домов, тогда только начинали отстраивать Астон. Эти старые дома были величественны: можно было подурачиться на трех, четырех этажах. Мы покупали пару сигарет и покуривали в развороченных взрывами прихожих. «Вудбайн», «Парк Драйв» — наши любимые сигареты. Сидит себе человек среди этой грязи и пыли, дымит папироской, вдыхая тяжелый желтый смог Бирмингема.
Эх, было времечко.
Я ненавидел школу, как же я ее ненавидел!
До сих пор помню свой первый день в школе Prince Albert Juniors в Астоне. Я был пойман за шиворот и силой туда доставлен, вереща и брыкаясь по дороге.
Единственное, чего я с нетерпением ждал в школе, был звонок в 16.00. Я не умел нормально читать, соответственно, не получал хороших оценок. Знания в моей башке не задерживались, а я не мог понять, почему вместо мозга у меня бесполезный холодец. Когда я листал книжку, мне казалось, что она написана по-китайски. Чувствовал себя тупицей, полным неудачником. Только когда мне было за тридцать, я узнал что у меня дислексия, синдром дефицита внимания и гиперактивности [6] . В то время об этом дерьме никто не слышал. В классе было человек сорок и если кто-то чего-то не понимал, учитель скорее не пробовал ему помочь. Нам разрешали бездельничать, чем я и пользовался. И когда кто-нибудь пытался подъебнуть меня за тупость, например, заставлял читать вслух, то я пробовал рассмешить одноклассников. Придумывал такие глупости, чтобы другие смеялись.
6
Дислексия (греч. — «плохо» и — «речь») — избирательное нарушение способности к овладению навыком чтения и письма при сохранении общей способности к обучению. Синдром дефицита внимания и гиперактивности (сокращённо СДВГ; англ. Attention-Deficit/Hyperactivity Disorder (ADHD)) — неврологическо-поведенческое расстройство развития, начинающееся в детском возрасте. Проявляется такими симптомами, как трудности концентрации внимания, гиперактивность и плохо управляемая импульсивность.
Наверное, единственным преимуществом моей болезни было то, что дислектики очень креативны. Так по-крайней мере мне сказали. Мы думаем не так как все. Но не уметь читать как все нормальные люди — это стыд и позор. Я всегда жалел, что не получил добротного образования. Книжки — это клёво, в натуре! Находить время для чтения книг, бля, — это феноменальное дело. У каждого должна быть такая возможность. За всю свою жизнь мне удалось дочитать книгу до последней страницы только пару раз. Раз в пятилетку у меня в голове что-то разблокируется и я стараюсь читать как можно больше. А когда снова включится блокада, могу только пялиться в книгу как баран на новые ворота.
Сколько себя помню, в школе все называли меня Оззи. Понятия не имею, кто это первым придумал, а также когда и зачем. Наверное, это было уменьшительным от фамилии. И абсолютно соответствовало моей клоунской сущности. С тех пор как эта кликуха приклеилась ко мне, только моя семья продолжала называть меня Джон. Сегодня я вообще не реагирую на свое настоящее имя. Если кто-то говорит: «Эй, Джон! Иди сюда!» — я даже не оборачиваюсь.
По окончании начальной школы я перешел в среднюю школу на Бирчфилд Роуд в Перри Барр. А там уже носили униформу. Это было необязательно, но практически у всех она была, включая моего младшего брата, который прикидывался пай-мальчиком. Ежедневно приходил в школу в пиджачке, старых фланелевых брючках и рубашке с галстуком. А я красовался в заляпаных калошах, рваных джинсах и старых, пропахших потом, свитерах. Мистер Олдэм, директор школы, постоянно устраивал мне показательные выволочки, всякий раз я попадался ему на глаза:
— Джон Осборн! Приведи себя в порядок! Ты позоришь школу! — Орал он на весь коридор. — Почему ты не берешь пример с брата?
И лишь однажды мистер Олдэм отозвался обо мне по-хорошему. Я стуканул ему, что, мол, один из старшеклассников попытался отравить рыбок в аквариуме и плеснул в воду средство для мытья посуды. Меня даже похвалили на линейке:
— Благодаря Джону Осборну нам удалось задержать негодяя, совершившего этот гнусный поступок.
Но мистер Олдэм и не знал, что это я пытался отравить рыбок, заливая «Фэйри» в аквариум. Только очканул на полпути. Зная, что пену в аквариуме и так повесят на меня (я был виновником всего плохого, что случалось в школе), я решил, что ничего не случится, если переведу стрелки на кого-нибудь другого. И план сработал.
Был один учитель, которого я даже любил — мистер Черрингтон — за его страсть к истории Англии. Он забрал нас как-то на открытый урок в место под названием Пимпл Хилл, где ранее возвышался замок Бирмингем. Это было классно! Рассказывал об укреплениях, местах захоронений, средневековых орудиях пыток. Никогда в жизни ни один урок мне так не понравился, хоть я не получил хорошей оценки, потому как не смог ничего написать в тетради. Вы будете смеяться, но единственным предметом, по которому я успевал на Бирчфилд Роуд, была обработка металла. Наверное, потому что я унаследовал тягу к металлу от отца-инструментальщика. И даже занял первое место в классном конкурсе на изготовление шпингалета. Но это вовсе не означает, что я перестал чудить. Наш трудовик, мистер Лэйн без устали лупил меня под зад обрезком доски. Лупил от души и тогда мне казалось, что моя жопа отвалится. Но несмотря на это, он был дядька что надо. Хоть и страшный расист. Я фигею, что он нам рассказывал. Он сегодня бы за это загремел.
На уроках по обработке металла я делал такой прикол: брал однопенсовую монету и три-четыре минуты нагревал ее паяльной лампой, а затем подкладывал на стол мистеру Лэйну. Когда тот садился и из любопытства брал монету в руки, сначала было слышно только: — Аааай!
И тут же:
— Осборн! Гаденыш!
Ха, ха!
Ах, этот старый добрый прикол с монеткой! Полный отпад, чувак!
Когда мне было 11, ну может 12 лет, ребята постарше надо мной издевались. Поджидали после уроков, снимали штаны и прикалывались. Приятного мало. Правда, меня не трахали и не дрочили мой болт, ничего подобного не было, так, для ржачки, как это делают мальчишки в их возрасте. Но мне было стыдно, вдобавок, я был запуган и не мог рассказать об этом родителям. Дома мы часто донимали друг друга (ничего удивительного — в тесной клетушке жило шестеро детей), но именно поэтому я не видел смысла жаловаться. Мне казалось, что это я виноват.