Я - первый
Шрифт:
— Было холодно и шёл дождь, он весь промок. — оправдания летят словно из пулемета.
— И ты решила согреть его своей вагиной? — смеется та, не жалея меня.
— Ты вообще на чьей стороне?
— Ты ведь не похожа на ту, которую можно развести на секс мокрой курткой, он нравится тебе? — вглядывается подруга, что бы не упустить ни одной эмоции, которая бы выдала меня.
— Нет! Нет! Он не может мне нравится! Он же брат Артура.
— А если бы не был… братом? — уже начинаю жалеть что написала ей, бьет не задумываясь.
Не нравится он мне. Не должен
Вспоминаю как его локоть уткнулся в подушку поддерживая голову, накаченные мышцы играли, а улыбка придавала глазам милый прищур. Как менялось его выражения лица, с мечтательного на серьезное и местами дикое, когда он мне всё рассказывал. Как целовал до этого.
Почему-то, хочется прошлую ночь отматывать именно с этого момента в обратный. Потому что, то что было после того как он мне всё рассказал, я боюсь даже вспоминать. Почему не существует какого-то Брюса Всемогущего который видя, что ты несешь ядерную чушь — не отключает тебя?
То ли злость, что он молчал всё это время, то ли обида, что не появился когда его старший брат пригвоздил к стене, заставили меня говорить такие вещи, что стыдно признаться. После этого он не захочет меня видеть, это точно. — горько осознавать это.
— У нас ничего не может быть! — резко отвечаю подруге и она хмурится.
— Ты не со мной борись, я помочь тебе хочу! Они не виноваты, что братья. Такое иногда случается.
Я молчу, смотрю на свои ноги и пытаюсь вспомнить момент, когда всё пошло не так.
— Я пойду, не провожай, дверь сама закрою.
Подруга подымает свой зад, что бы уйти, но в последний момент я кидаюсь и душу ее в объятьях.
— Я запуталась, Ник! Прости меня… Спасибо тебе! Я не знаю что мне делать! — слезы текут градом, сотрясаюсь в истерике. Она гладит меня и успокаивает шикая на ухо.
— Подумай обо всём хорошо. Время расставит всё на свои места! — спокойно заключает она, приглаживая мои растрепавшиеся волосы.
— Он нравится мне, Ник! Сильно! — выдаю и отрываюсь от подруги, вытираю рукавами слезы. — Но не должен, понимаешь?! Что я за сука такая буду?
— Счастливая сука, — улыбается она.
— Вот это я влипла.
— О да… зато наконец-то познала все прелести орала…надеюсь не в последний раз, — подмигивает она.
— Это было лучшее, что со мной случалось, — признаюсь.
— Пфф, иногда я думаю, почему люди придумали тыкаться друг в друга тем, чем писают, куда приятнее… — подымает глаза в потолок задумываясь, как сказать правильнее, и мы оба валимся на кровать в диком смехе.
— Люблю тебя, — успокоившись подвигаюсь к ней ближе.
— Если твоя совесть в отключке, кто-то же должен делать её работу.
— И ты даже представить не можешь, как я тебе благодарна, моя совесть.
27
Сэм
— Моника, где статистика за сентябрь и октябрь? — рычу в трубку.
— Она на вашем столе, я еще утром занесла, — быстро отчитывается помощница.
Бл*ть, точно.
— Нашёл, кофе сделай, — смягчаюсь я.
Всю неделю, как на иголках. Тренировки не спасают, работа не берёт, может попробовать головой об стену удариться, тогда отпустит? Ни звонка от нее, ни сообщения, ничего. Игнор полный. Думал с Артом снова за свое: мир и любовь, но и тот торчит или дома, или у Бэка в подвале.
Накатывает с каждым днём все сильнее, и былое: всё равно ничего бы не менял, уверенно сменяется на: нахера я к ней пришел. Жил бы себе спокойно как раньше: мечтал, представлял, трахал во сне и слушал тирады о любви ко мне, но теперь же, в стократ это все, остро и больно, что отшила: а я как девчонка, футболку ту храню, ею пахнет, свежестью и цветами. Сука.
Вот что за наваждение, тысячи достойных, умных, красивых, свободных в конце концов. Взять даже Мон, не сказал бы вначале, что бы одевалась и вела себя скромнее, каждое утро уверен встречала с раскрытыми коленками на моем столе и как минимум минетом. Не сосчитать, сколько раз после встреч с партнерами, которые порой нужно было скрепить крепким алкоголем в конференц зале, она задерживалась ссылаясь на работу. Но не смотря на то, что делегировать работу я не стесняюсь, прекрасно знаю её обязанности и сколько она работает.
В пятницу Эрик Харвес снова заявился, три месяца кружили его, и только после того, как виски с ним закинулись, признался, что сильно возраст его мой смущает, проверку градусами устроил, мудила старый. Не он первый! Все думают, раз без седых в бороде — значит ветер в голове! Его конечно понять тоже можно, сколько таких, кто берет оборудование, а потом рассчитаться не может и начинают мозги тра*ать: возвратами, отсрочками. Я хоть и топлю за то, что бы, сначала решить дело, а потом уже отмечать результат, но тут по-другому нельзя было. Отказал бы — зря только три месяца убили на него. Но у него качество лучшее во всей Америке, такое упускать нельзя, и цену он под наши объемы хорошую сделал, пришлось потерпеть. Как потом выяснилось не зря, не зря и Моника снова осталась, носилась с договорами как угорелая: Харвес то стакан на него опрокинет, то не там загуголину свою черканет, уже было подумал что он специально, а он взял и еще стоимость понизил, и снова Мон пригодилась. Определенно заслужила премию в этом месяце. Хотя уверен, была бы больше рада Сэму младшему, но даже алкоголь не в силе вытравить мою сладкую, длинноволосую брюнетку. Ну вот опять встает.
— Да? — рявкаю в трубку, видя что на том конце любимый братец. Чувствует, гад.
— Роуз хуже стало. — ровным голосом, словно не родная.
— Знаю, и?
— Отец просит приехать…попрощаться.
— Какое прощаться? — чувствую что завожусь, — Я с ним говорил вчера, он сказал что не критично, она борется.
— Я говорил с ним пять минут назад. — так же спокойно выдает, врезать хочется.
— Отец попросил пригнать его джип.
— Что? Туда ехать сутки!
— Я тоже так ему сказал, но они хотят там остаться и он ему нужен.