Я Пилигрим
Шрифт:
Я вывел его из здания на парковку: мы прошли мимо мужчин с массивными электрическими самоварами на спине, продающих яблочный чай, мимо бесконечных толп нищих и жуликов и симпатичной славянской пары – почти наверняка воров-карманников.
На улице ветер, казалось, дул откуда-то из глубин Азии, неся с собой множество экзотических запахов, а в громкоговорителях звучал голос муэдзина, зовущего мусульман на молитву. Я видел, с каким удивлением смотрел Брэдли на хаотически движущийся транспорт, далекие холмы, покрытые соснами, минареты близлежащей мечети. Похоже, он несколько растерялся.
– Мы рядом с границами Ирака и Сирии, – сказал я. – Мало похоже на Париж, правда?
Он кивнул.
– Люди моей профессии привычны к чужеземным краям, – продолжал я, – вот только с одиночеством трудно смириться. Рад видеть вас.
– Я тоже. Надеюсь, вы подробно расскажете мне, зачем мы здесь?
– Нет, – ответил я. – Вы узнаете только самое необходимое.
Мы сели в мой «фиат», и, исполняя обычные пляски смерти в потоке турецкого транспорта, я попросил Бена вытащить аккумуляторы из наших мобильников. Пока я объяснял ему, зачем это нужно, мы выехали на автостраду.
– Спецслужбы по заданию правительства США охотятся на одного человека. Это длится уже много недель…
– Это тот парень с ядерным зарядом, о котором все говорят?
– Такого человека в действительности не существует. Это история, выдуманная для прикрытия.
На лице Брэдли отразилось неподдельное удивление: еще бы, он ведь много раз слышал, как президент рассказывает об этом по телевизору. У меня не было времени объяснять ему, в чем тут дело, поэтому я продолжил:
– Пару дней назад мы думали, что вот-вот схватим его, но просчитались. Мы не знаем ни его имени, ни гражданства, ни местонахождения. Единственная ниточка, которая у нас есть, – его сестра.
– Лейла Кумали, – сказал Бен. Глаза его загорелись, когда он понял это.
– Да. За прошедшие полдня ей должны были сообщить, что якобы я агент ЦРУ и приехал сюда вовсе не затем, чтобы расследовать убийство.
– А на самом деле это не так?
– На самом деле мои полномочия гораздо шире. Когда мы приедем в Бодрум, она, как я предполагаю, организует кражу со взломом в моем гостиничном номере. Воры заберут много всего, включая и мой ноутбук. Там имеется несколько функций защиты, но Кумали сможет получить доступ к информации без особых проблем. В почте есть два письма, которые женщина-коп сочтет важными. Из первого она узнает, что мы перехватили ее шифрованные телефонные разговоры с человеком в горах Гиндукуша…
– Где это? – спросил Брэдли.
– В Афганистане. Кумали прочтет, что мы не поняли смысла этих звонков, поскольку все было закодировано. Однако мы знаем, что она родилась в Саудовской Аравии, ее отец был публично казнен, а телефонный собеседник несет ответственность за похищение троих исчезнувших иностранцев. Она сообразит, что мы считаем ее участницей террористического заговора.
– Это так?
– Не думаю. Но в документе говорится, что ей грозит отправка в Яркий Свет.
– Что такое Яркий Свет?
– Она пороется в Интернете и найдет множество ссылок, где сказано, что это секретная тюрьма ЦРУ в Таиланде, одна из целой системы таких заведений.
– Это правда?
– Да.
– Что происходит в Ярком Свете?
– Там пытают людей.
– Неужели наша страна творит подобное с женщинами?
– С кем угодно.
Проведя в Турции всего каких-то тридцать минут, Бен успел пройти небольшой курс обучения. Мой друг погрузился в мрачные раздумья, благо я ненадолго оставил его в покое, сосредоточившись на том, чтобы обогнать турецкий военный конвой, направлявшийся в сторону сирийской границы.
– Кумали – единственный опекун шестилетнего мальчика, – продолжил я, когда тягачи для перевозки танков исчезли из зеркала заднего вида. – Понятно, что ребенка нельзя бросить: ознакомившись с этим документом, она постарается как-то пристроить его.
Я вытащил мобильник, поставил на место аккумулятор, открыл файл с фотографией и показал ее Бену. Это был один из снимков мальчика, который я сделал на кухне у Кумали.
– Он же страдает синдромом Дауна, – сказал Брэдли, подняв на меня глаза.
– Да, – кивнул я. – В документе говорится, что наши люди отвезут мальчика в сиротский приют на территории Болгарии, одной из самых бедных стран в Европе. Из-за царящей там нищеты ничего не будет сделано, чтобы обеспечить ему особый уход. К тому же он иностранец.
Брэдли не сводил с меня глаз: наверное, его уже тошнило от всего этого.
– Цель документа – вызвать у Кумали панику, – пояснил я.
– Думаю, вы достигнете поставленной цели. Зачем все это нужно?
– Мы знаем, что у нее есть способ связаться с разыскиваемым нами объектом. Проблема в том, что, если мы пустим в ход силу, Кумали сделает это так, чтобы предупредить его. Объект затаится, и мы его окончательно потеряем. Однако, если женщина решит, что читает секретную информацию, она перепугается и добровольно пойдет на контакт с братом. Не будет никаких намеренных ошибок и хитроумных предупреждений. Он единственный, кто может ей помочь, объяснить, что происходит. Даже если вдруг и захочет проигнорировать сестру – не сможет, у арабов так не принято: ведь он ее старший брат – глава семьи.
Брэдли немного подумал и вновь взглянул на фотографию. Мальчик на ней смеялся – ребенок был лишь пешкой в большой игре.
– Вы сами придумали этот план? – спросил Бен. Восхищения в его голосе я не заметил.
– В основном да.
– Вам всегда приходится делать работу подобного сорта?
– Нет, – ответил я, думая о двух маленьких девочках из Москвы. – Иногда еще хуже.
Брэдли тяжело вздохнул:
– Ладно. Итак, Кумали вступит в контакт с братом. Что дальше?
– Она расскажет ему о втором письме, обнаруженном в электронной почте.
Глава 16
Я переместился в правый ряд и взглянул в зеркало на транспорт, идущий сзади. Убедившись, что за нами нет хвоста, я продолжил знакомить Бена с подробностями спецоперации:
– Второе письмо, присланное по электронной почте, якобы от заместителя директора ЦРУ. Оно датировано позавчерашним числом и сообщает, что были достигнуты значительные успехи в поисках трех иностранцев, пропавших на Гиндукуше.
– А как обстоит все на самом деле?
– Увы, разыскиваемый человек и события, в которых он участвовал, по-прежнему остаются для нас загадкой. Он одинокий волк, не принадлежащий ни к какой организации. И, как следствие, полное отсутствие сплетен и возможности предательства. Мы ищем призрака.