Я планировал взорвать мавзолей
Шрифт:
Смотрю на обгоревшие доски, одежду, обувь, и почему-то такая мысль возникает: "Вот у праведного Иова тоже так начались все несчастья после того, как к нему пришел сатана. Ой, наверное, зря я полез в ту игру"…
Язык, снова развязался…
На следующий день мы опять встретились на работе. Этот хитрец взял из дома кожаный дипломат и набрал на складе всего необходимого, так что "лафа" закончилась – он носил уже свои инструменты. По дороге попалось кафе. И тут знакомый сценарий.
Приглашает. Заказывает кофе, но достает свой коньяк:
– Давай с коньячком
Плеснул в чашку с кофе себе и мне. Какой-то очень странный привкус имел тот коньяк. Потом мы шли и разговаривали. Мой язык почему-то, опять как шнурок, развязался и уже я говорил, говорил, не мог выговориться, а Петр внимательно слушал. Раскрываю свою душу и сам себе удивляюсь: Почему я все это рассказываю? Почему этот мужчина мне такой милый? Почему мне так хочется раскрыть свою душу? Мы же знакомы второй день. Где моя осторожность?
Я имел привычку каждый вечер анализировать события прожитого дня. Смотрю в зеркало и спрашиваю себя: Почему, почему этому мерзавцу я раскрывал душу? Что со мной было?..
Комната в общежитии.
Петр жил в общежитии, но на тот самодельный коньяк не скупился, – говорил, что брат работает на спиртзаводе. Он был интересным собеседником: знал многое, умел внимательно слушать. Рассказывал антисоветские анекдоты, доставал дефицитные лекарства, приносил "самиздат", давал уроки английского языка. Все свободное время мы играли в шахматы. Одет был довольно бедно. Люто ненавидел коммунистическую идеологию и все жаловался на несправедливость власти, и свою мизерную учительскую зарплату. Мечтал сбежать на Запад, только не знал, как это сделать – просил совета.
Как-то пригласил в гости к себе в общежитие. В комнате, рассчитанной на двоих, возле кровати стоял стол, на котором были аккуратно сложены книги на английском, немецком, польском, французском языках. На стене висела карта Лондона.
Петр плакался:
– Вот посмотри, как живет наша интеллигенция. Окончил Киевский государственный университет, знаю четыре иностранных языка, а вот чего заслужил от нашей родной власти. Стою в институте культуры в очереди на квартиру, но вижу, что до смерти того жилья не дождусь
А куда денешься? За учительскую зарплату 100 рублей о частном домике нечего и думать… Эх, вырваться бы на Запад, там со своими знаниями и талантами хоть бы пожил, как человек!
А как же ты вырвешься, границы же на замках! Терпи и дыши. И сколько же можно терпеть это беззаконие? Комната, как видишь, на двоих человек. Вот эта – кровать советского инженера. Казалось бы, интеллигентный человек, а поговорить не с кем. Я часто ночую в общаге у Нины, так что комната в его распоряжении. Так хоть бы любил какую-то одну женщину, а то приводит каждый раз разных. Утром зайдешь – негде ступить: всюду грязь, мусор, бутылки из-под дешевого вина и перегар на гектар. Объясняю ему, что так нельзя, а в ответ отборная брань, многоэтажные маты.
И что кому скажешь? Получается, что и здесь пожить не дают и за границу не выпускают. Эх, жизнь наша собачья…
Вышли из комнаты в коридор. Через окно было видно двор и здание КГБ. Петр указал рукой на сооружение и грустно произнес монолог:
– Вот посмотри, кто живет у нас как при коммунизме! Вот кому в первую очередь квартиры, машины, пайки и дефициты. Работа же не пыльная, а зарплата высокая. КГБшники – это нелюди, которые наслаждаются безнаказанностью и вседозволенностью. Конституция СССР висит на гвозде в их туалете вместо бумаги. КГБ – это каста неприкасаемых, это государство в государстве.
Ты думаешь, что они, рискуя жизнью, беспрестанно ловят шпионов и бандитов? Ошибаешься: они выискивают недовольных властью, и отправляют цвет нации в сибирские лагеря и спецпсихбольницы. Представляешь, как больно мне каждое утро смотреть, как эти подонки, эти христопродавцы, делают физзарядку, играют в волейбол, городки?!
То, что КГБ имел неограниченную власть, было правдой. В то время люди из КГБ за валютные операции арестовали дочь генсека – Галину. Это так оказывали на Брежнева давление, показывали, кто в империи настоящий хозяин и этим подталкивали престарелого генсека к инфаркту. (Позже оказалось, что таким образом жаждущие еще большей власти комитетчики прочищали дорогу для своего шефа – Андропова.)
Весточка от любимой.
Бывало, идем на объекты, а Петр предлагает пройти по другой улице – хочет из тайника забрать весточку от любимой. Вынув записку, читает ее и блаженно улыбается: "Вот так женщина! Вот умница!" – и приложив руку к сердцу, говорит: "Моя, душой и телом моя".
Когда же, наконец, встретятся, то уже, как те голубки, любуются друг другом, целуются.
Вот как-то Петр приходит сам не свой, чуть не плачет.
– Что случилось? – спрашиваю.
– Моя Нина забеременела, и аборт делать не хочет. Я уже ее и так, и этак уговариваю, а она уперлась на своем: буду рожать, хочу стать мамой. Говорит: уже пора – старею… Ну, что делать?.. Где жить?.. И как жить на наши учительские зарплаты? Нет, это не власть, это натуральный фашизм! А мы, здоровые балбесы, любим только себя, нам плевать на свой несчастный народ! Преступно, преступно молчать! Нужно протестировать! Но как!? Что делать? Что!?
Умоляюще посмотрел мне в глаза:
– Может, в твоей деревне кто часть дома сдает квартирантам? Расспроси! Я соглашусь на любые условия.
Мы тогда долго разговаривали. Я, как только мог, всячески утешал, успокаивал товарища.
В гостях у брата.
Петр не раз приглашал меня в гости к своему брату Арсену, который жил в Понебели, – селе, которое находится за шесть километров от города. Арсен был рад гостям – всегда стол накрывал, на котором был тот самодельный коньяк, самогон, горячие и холодные блюда, салаты.
В отношении проблем, Петр доверительно рассказывал следующее:
– Братик имеет на сберкнижке 4000 рублей, согласен мне занять половину. А вот совестно брать, потому что он дочку хочет устроить в институт, а это, сам знаешь, без доброй взятки не обойдется. Совестно оставить братика без копейки. А тут еще и моя Нина с новостью: "Врачи сказали, что аборт делать уже поздно". И я ее понимаю: она любит меня и, как каждая женщина, хочет стать матерью. Ну как же жить дальше? Хоть бери и в петлю лезь…