Я побит – начну сначала! Дневники
Шрифт:
24.11.58 г
Было освоение сцены у частного. В конце смены стали снимать. Установили кадр, и на репетиции неожиданно получилась интересная вещь. Акакий закричал, и полились слезы. Алеша и Генрих тут же придумали наезд, стали ставить свет. Особый свет, с каким-то лучом, ставили полтора часа. Началась съемка, и я ничего не смог повторить. Но сняли и хотели перейти в новую декорацию. Все были страшно недовольны.
Я ополчился на Алешу и убедил его назавтра снова снимать этот план.
25.11.58
Пришел готовый, с несколько новым решением. Уже не соглашался репетировать, пока не поставят свет. Свет поставлен, все готово и вот – мотор! Раз – слабо. Два – «хорошо», – говорит Алеша. «У меня плохо», – говорит Генрих. Я не попадал глазами в луч света. Дубль за дублем не попадаю в свет. Затем иссякли слезы, пошли нервы – нажим – неправда. Несколько раз раздавались предложения ограничиться снятым – все равно плохо. Объявили перерыв – со мной истерика.
После перерыва снимали снова, Алеша предложил новое решение, я был против, но возражать уже не имел сил! Решил – пусть кто-то один уж решает. Наконец сняли. Настроение у всех убийственное, обо мне и говорить нечего.
26.11.58 г
Доснимали сцену. Но странно – работал уверенно и быстро. Почему-то пришло успокоение. Не знаю, откуда пришло убеждение – вчерашние планы не так уж и плохи.
Хейфиц и дирекция смотрели вчера материал. Мне рассказали: они поздравили группу с главным – с тем, что есть Акакий. Николаев говорил, что за артистом интересно следить и что это решает дело.
Смотрели материал – оказалось, что есть хорошие дубли. Как гора с плеч. Группа потеряла лишний съемочный день, 600 метров пленки – очень страшно было, если получилось бы, что все это ни к чему.
27.11.58 г
Свободный от съемок день. Репетировал с Тейхом (мне не нравится). Он пробовался на значительное лицо. По-моему, зря. Был в Сенате полдня, было любопытно, смотрел материалы: «Вольную» Шевченко, подписи Петра I, Александра и пр. Но для Акакия это абсолютно не нужно. Не понимаю музеев, их надо, наверно, научиться понимать, как классическую музыку.
Завтра съемки объекта – лестница Акакия; пока ничего не придумалось.
28.11.58 г
Снимали лестницу Акакия. Снимался с большим удовольствием. Вокруг смотрели на меня все весьма благосклонно. Алеша, Генрих, Бела – довольны. Довольны и рабочие и осветители.
Снимали сцену прихода Акакия после ограбления: вместо 8 метров – 32. Но никто не жаловался. Собственное ощущение – удовлетворенность. И не от результата, о нем сказать на сей раз совсем не могу. Удовлетворенность пришла от точности работы, от легкости выполнения всех заданий режиссера и оператора. Удовлетворение от отдачи сыгранному.
Очень я настаивал на своем варианте: Акакий после того, как постучал и ему не открыли, после того, как упал цилиндр, плачет и укладывается на ступени. Сняли так,
Сегодня вообще день малых побед: художники построили чудесные декорации, но комнату определили на средней площадке. Алешу долго пришлось убеждать, что лучше, чтобы комната Акакия была наверху. Во-первых, дверь менее выделена интонационно, а во-вторых, можно, чтоб скатывался цилиндр и пр. А уже вместе с Алешей, которому очень понравилось, чтоб скатывался цилиндр, мы убедили всех.
Самое интересное, что я, кажется, понял одну вещь: в таких сценах не надо на репетициях рваться к результату, наоборот – все делать под сурдинку. Надо все подготовить для результата. Подготовить – это отработать все, всю пластику, всю логику переходов от оттенка к оттенку и только перед съемкой, освободившись от всякой техники, выучив ее как танец, смело пробовать на последних репетициях со светом.
Смотрели фотопробу значительного лица – по-моему, интересная.
Завтра с утра продолжение объекта – лестница Акакия. Два прохода на работу – в старой и новой шинели.
К сожалению, сейчас 2 часа ночи (съемка кончилась в 12) и нет времени готовиться к завтрашнему дню. Принципиально понимаю одно: кроме всего прочего, кроме того, что первый проход – это появление Акакия в картине, и тут масса задач (рассказать о его жизни в одиночестве и пр.) – оба прохода надо строить, как диалог одного с другим: вот как он жил в старой шинели, а вот как все изменилось в новой. Я сомневаюсь насчет собаки: 1) слишком много собак в картине (уже была у частного пристава); 2) зачем сразу «продавать» то, что шинель новая – это несчастье, зачем, чтобы даже собака бросилась на него. Пусть лучше люди вокруг будут собаками.
И еще одно я знаю точно – тут место трюку. Место смешному в картине.
29.11.58 г
Снимали бодро-весело. Работалось спокойно. Массу волнений доставила собака. «Дрессировщик», какой-то явный аферист, привел несчастную Альму, которая жалась по углам и от одного его вида распластывалась по полу. Произнося какие-то профессиональные словечки, этот грязный тип мешал всем, пока я решительно не встал против этого и не попросил его не подходить к собаке. Дрессировка прошла быстро, Альма выходила на реплику точно. Сняли все. Лестница так всем нравится, что было решено на ней же снимать сцену с прачкой.
Любопытно нашлась сцена в новой шинели… «несостоявшиеся именины».
Раз – шинель доставляет массу дополнительных хлопот: все выскочили, облаяли, едва удрал.
01.12.58 г
Снимали сцену с прачкой. Придумал ее, как хотелось. Расписал в сценарии: главное, что, даже увидав, что это прачка, Акакий до конца не может поверить, что никто не пришел переписывать.
Она уходит в другую дверь, а Акакий снова выходит на лестницу, посмотреть, не идет ли кто.