Я подарю тебе крылья
Шрифт:
– Воспитываешь? – вкрадчиво мурлыкнул бархатистый баритон за спиной, и меня обняли горячие руки.
– Воспитываю, – блаженно закрыла я глаза, подставляя шею ласковым губам мужа. – А ты уже всех преступников поймал?
Несколько лет назад Ран поддался на уговоры Его величества и согласился поработать со службой безопасности Аллинора. И теперь лорд Рэммиран эльт Аграэрр консультировал ее оперативников и обучал перспективных новичков. Как я и думала когда-то, из него действительно вышел великолепный преподаватель. Строгий, но справедливый, мудрый, знающий, он пользовался искренним уважением коллег и любовью своих стажеров. Поначалу, конечно, люди были шокированы и даже напуганы тем, что в нашем мире появился настоящий дракон. Но постепенно привыкли и приняли его за своего. Так что Рану не нужно
А в Аллиноре последние годы все было тихо и спокойно. После поражения Грэнда король устроил чистку в министерствах и ведомствах, и еще несколько его сообщников были найдены и преданы суду. Кстати, Рикхард был в их числе. С гибелью Грэнда его клятвы потеряли силу и не успели навредить моему бывшему жениху. Он был осужден на десять лет и сейчас отбывает наказание в особом военном гарнизоне на границе. Кто знает, может быть это станет началом его нового пути.
– Зло не дремлет, – фыркнул муж, вырывая меня из рассеянных мыслей, – но я очень соскучился по любимой жене.
– Прямо с утра соскучился? – я развернулась в его объятиях и провела ладонями по груди.
– Прямо с утра, – подтвердил он и приник к моим губам.
Нежный чувственный поцелуй заставил сердце колотиться как сумасшедшее. Сколько бы лет ни прошло, а наши чувства с каждым днем только крепче. Мы понимали друг друга с полувзгляда, с полуслова, будто дышали друг другом, и даже день вдали от мужа становился невыносимым. Благо, что резко возросшая после снятия проклятья сила позволяла создать портал из любой точки Срединного мира. Рэммиран говорил, что мог бы даже открыть проход в Небесный, но мы не стремились встречаться с его сородичами, да и люди были пока не готовы к таким переменам. Поэтому не стали ломать устраивающий всех порядок. Кто знает, к чему это может привести. Может позже, когда наш сын вырастет, супруг покажет ему свою родину. Но сейчас наш дом здесь. Здесь мои родители, которые быстро приняли и искренне полюбили зятя, здесь Лея, сын которой стал лучшим другом нашего Дара. Я знаю, что рано или поздно мне придется с ними прощаться, но пока стараюсь не думать о грустном.
Поцелуй становился все сильнее и ярче. Я стянула с мужа камзол и рубашку, наслаждаясь ощущением твердых мышц, перекатывающихся под гладкой кожей. От такой чуткий, такой нежный, такой идеальный. И только мой. Единственный и любимый мужчина.
Сильные пальцы погладили мою шею и потянулись к шнуровке платья, но вдруг Ран оторвался от меня и задумчиво замер.
– Что такое? – насторожилась я.
– Да так. Подожди-ка, – он резко опустился на колени и уткнулся лицом мне в живот. Секунду постоял так, словно прислушиваясь к чему-то. Потом отстранился и посмотрел на меня такими счастливыми глазами, что я сразу все поняла. В конце концов, только дракон может так тонко заметить ауру другого дракона. Так и с Даром было. Тогда муж первый понял, что мы все-таки внесем свой вклад в увеличение драконьей популяции Срединного мира.
– О-о-о, – только и смогла сказать я.
– Моя Элира, моя любимая девочка, – прошептал муж, поднимаясь и бережно прижимая меня к себе.
А я просто приникла к любимому, чувствуя себя немного растерянной и совершенно счастливой. Как круто изменилась моя жизнь когда-то давно, но я никогда не устану благодарить судьбу за то, что она подарила мне моего дракона.
КОНЕЦ
Я подарю тебе надежду. Бонус к книге “Я подарю тебе крылья” .
Десять лет – это долгий срок. А десять лет в одном из самых опасных мест королевства способны изменить человека до неузнаваемости. Но хватило ли этого Рикхарду Анту, чтобы переосмыслить свою жизнь и измениться? Окажется ли он достоин того шанса, который подарит ему судьба?
Холодное бледное солнце медленно поднималось над пустынным плоскогорьем. Ночная тьма отступала, неохотно открывая иссеченные ветром скалы, бесформенные каменистые осыпи, редкие рощицы из невысоких кривых деревьев и колючих кустарников. Тоскливый и безжизненный ландшафт, чьи желтовато-серые тона не могло преобразить даже утреннее солнце. И только крик одинокого грифа-падальщика
Эта северо-восточная провинция была самой малолюдной и суровой в Аллиноре. Высокая горная цепь, которая одновременно являлась границей королевства, делила плато на две неравные части и тянулась до самого горизонта. А у одного из ее отрогов, между неприступными скалами и глубоким ущельем, возвышалась крепость, такая же неприветливая, как и край, в котором была когда-то построена.
Но монументальные стены твердыни, сложенные из огромных гранитных блоков, были той преградой, что защищала королевство от набегов восточных кочевников. Их многочисленные кланы были очень воинственными, а желание прорваться на территорию Аллинора, где можно было поживиться неплохой добычей, обычно выливалось в кровавые стычки. Но последние несколько недель все было спокойно, и крепость жила по строго установленному распорядку.
Где-то в глубине цитадели, в холодных неуютных казармах зазвучал рог, командуя подъем. Тут же началась давно привычная скупая суета, ведь командиры могли строго наказать за малейшее промедление. Суровая дисциплина, царившая здесь, вынуждала действовать четко и быстро. Впрочем, снаружи это было совсем незаметно, и крепость казалась тихой и бестревожной.
Но не прошло и получаса, как что-то изменилось. Тихо скрипнула небольшая дверца, пробитая в толстых главных воротах. Она выпустила наружу одного из своих узников, готового начать новую жизнь за ее пределами.
Мужчина не торопился уходить. Он бросил на землю небольшой мешок со скромными пожитками, прислонился спиной к каменной стене и глубоко вздохнул, словно пытаясь распробовать свою свободу на вкус. Прохладная и немного горькая, с отчетливыми оттенками сухой пыли и ржавого железа, она осела на губах и растворилась на языке, заставив мужчину тоскливо улыбнуться.
Целых десять лет, отмеренных вердиктом строгого суда, он провел здесь. Сейчас мало кто узнал бы в этом высоком поджаром мужчине холеного графа, которым он был когда-то. Короткие пепельные волосы уже давно не отливали золотом, которое так нравилось девушкам. Кожа на лице обветрилась и загорела, а кривоватый шрам на щеке, оставленный клинком одного из кочевников, делал мужчину похожим на разбойника с большой дороги.
Да, прошло десять лет. Десять лет с того момента, когда он поставил на кон все и проиграл. Как ни странно, его не казнили и даже не отправили на каторгу, а приговорили к служению на пользу королевства. Но первое время здесь смерть казалась ему наивысшим благом. Почти тюремные условия, жесточайшая дисциплина и наказания за малейшую провинность стали серьезным испытанием. Да и местный контингент, по большей части состоявший из преступников, делал заключение здесь еще опаснее. А крепость постоянно испытывала их на прочность, безжалостно отсеивая подлость, слабохарактерность, трусость. Она заставляла отыскивать последние крупицы верности и чести, которые могли сохраниться в этих темных душах, оставляя лишь самых достойных.
И мужчина справился. Он сумел выжить и приспособиться, привык к тяжелым нагрузкам и скудному питанию, не умер от истощения в холодном карцере, чудом избежал смертельных ранений. Но главная борьба происходила внутри.
Он потерял все. Остатки состояния, титул и даже ту эфемерную возможность шикарной жизни, которую мужчина сам себе придумал. И единственное, что ему осталось – это злость и ненависть. Сначала он ненавидел всех и все. Самого себя, свою бывшую невесту, колдуна, по милости которого оказался здесь, местных командиров. Но даже у этой ненависти был предел. Со временем что-то стало меняться в мужчине. Он видел здесь много плохого. Видел мошенников и убийц, дезертиров и воров. Видел тех, кто спокойно мог воткнуть нож в спину соседу или сам погибал от подобного удара. Не все могли справиться с собой и своими внутренними демонами, ломаясь под давлением обстоятельств. А мужчина ломаться не хотел. И это, в сочетании с жесткой муштрой и смертельно опасными схватками с безжалостным противником, заставляло его думать. Думать о своей жизни, о своих ошибках. И постепенно, не за месяц и даже не за год, вся его злость куда-то исчезла, схлынула, будто унесенная редкими здесь ливнями, оставив после себя лишь какую-то горькую обреченную пустоту.