Я подарю тебе ребёнка
Шрифт:
— Мне плевать, что тебе нравится, а что нет.
Я хочу встать, но он удерживает меня за плечо, вынудив остаться на месте. Поражённо замираю, удивляясь его наглости и бесцеремонности.
— Ты совсем что ли оборзел, Разумовский?!
— Слушай сюда, Вика. Этот Зернов нам мешает. Это не личное. И если я узнаю, что ты ему сливаешь информацию…
— Только угрожать мне не надо! — Сталкиваю его руку с плеча и всё же встаю. — О личном я даже не говорю — тебя это не касается. А в остальном, я понятия
Конечно, имею. И от этого ещё более тревожно. Но тот разговор в кабинете шефа был не о законных методах, и я ни капли не жалею, что сказала Захару. Просто предупредила, чтобы был осторожен.
— Знаешь, Вика, он ведь не такой идеальный, как ты думаешь, — Разумовский складывает руки на груди и чуть отклоняется, глядя на меня с презрением. — Ты поинтересуйся на досуге, почему он уехал из Москвы, ведь у него там были блестящие перспективы, — выдерживает паузу, а потом добавляет: — Он убийца.
— Бред!
Спроси, кто такая Беляева. Посмотри на реакцию и всё поймёшь сама, Вика.
— Уйди уже, Илья.
Окатив меня ледяным взглядом, мой бывший муж, наконец, испаряется, а я оседаю в кресло. Мерзко, гадко от него. Боже, это человек, с которым я каждый вечер ложилась в одну постель!
Выключаю компьютер, одеваюсь и быстрее ухожу. Скорее бы оказаться дома и выдохнуть.
За рулём меня мутит. Приходится ехать медленно, концентрировать внимание сложно. Надо будет на ближайший период пересесть на такси.
Дома тоже чувствую себя не очень. Расслабиться не получается, немного трясёт, будто у меня температура. Градусник выдаёт норму, но легче от этого не становится.
«Убийца»
Я не верю. Захар не может быть убийцей. Наверное, это какой-то несчастный случай в практике, исход которого от него не зависел.
Внизу живот прихватывает. Иногда мой организм так реагирует на стресс. То же случается и ночью, но когда иду в туалет, вся кровь вдруг приливает к сердцу.
Только не это! Нет-нет, пожалуйста…
Но сколько бы раз я не проморгалась, это не изменит того, что на белье расплылось большое бурое пятно.
19
Захар
— Захар Леонидович…
Пролетаю мимо медсестры возле лестничного пролёта, едва не зацепив её и не выбив журнал регистрации из рук. Не сейчас, Люда. Не до тебя.
Сейчас у меня в груди замыкание какое-то. Треск и слишком быстрый стук. Надо тормозить, я ведь прекрасно понимаю, что кровотечение бывает разное. Не факт, что серьезное. Но… И как назло, телефон забыл включить после родов девчонки с зависимостью. Наверное, Вика звонила, а я был вне доступа. Умнмца, что Дарине набрала.
Влетаю в приёмное, но напарываюсь на Жестякова.
— Позвони в патологию, Алина, —
— Где Разумовская? — перебиваю его. обращаясь к Алине.
Девчонка растерянно смотрит то на меня, то на Жестякова, зависнув с трубкой в руках.
— Она с Жуковой, а тебе что? — Роман поднимает брови. — Госпитализирую её к себе. Но Дарина Фёдоровна попросила лечащим оставить её. Говорит, у них договорённость.
— Мы положим её ко мне в отделение, — отрезаю.
— Стоп-стоп, Зернов, — тормозит меня ладонью, когда я уже намереваюсь прорваться в процедурку приёмного. — К тебе в отделение она попадёт ориентировочно недель через тридцать. Если выносит, конечно.
На последних словах сжимаю зубы и отталкиваю его в сторону, игнорируя возмущение, и влетаю в процедурку.
Вика лежит на кушетке, рядом над капельницей колдует медсестра, Дарина как раз выключает аппарат УЗИ.
— Привет, — подхожу к Вике и беру её за руку, крепко сжимаю холодные пальцы.
— Привет, — отвечает негромко сухими губами.
— Бывший?
Её пальцы дрожат, а в глазах слёзы. Вижу, что не хочет жаловаться, но по взгляду и молчанию всё становится понятно. А мне и самому будто нож между рёбер воткнули, а потом ещё и провернули пару раз.
Поднимаю глаза на Дарину, готовясь услышать что угодно. Хотя, нет. Сам посмотрю. Я себе уже обещал, что только сам своими глазами видеть должен. Вика же отключается.
— Ей дали успокоительное, — Дарина подтверждает предположение. — Эмбрион жив, возле плодного яйца ретрохориальная гематома. Предварительно: сильный стресс.
Убью скотину. Вне сомнений: его рук дело.
— Процент?
— Меньше двадцати. Но я считаю, нужна госпитализация. Ей поставили кровоостанавливающие и гормоны. Дальше буду разбираться.
— Зернов, в чём проблема? — сзади наш разговор слушает Жестяков. И решает, наконец, всунуть своё жало, — Ты отделения перепутал?
Только его ядовитого тона мне не хватало сейчас. Хочется послать так крепко, чтобы точно ушёл.
— Рома, тут личное.
— Хуже нет, когда смешивают работу и личное…
— Это ребёнок Захара, — затыкает его Дарина.
Этому ещё отчитываться.
— Поэтому я её забираю к нам.
— Нет, не забираешь, — теперь она уже затыкает меня. — Ты сам пришёл ко мне с просьбой, Зернов. Или мы прекращаем препираться, и ты больше не суёшь нос ко мне и моей пациентке…
— Судя по УЗИ, тут не только нос недель до двенадцати — четырнадцати минимум, а там, может, и дальше…
— Заткнись, Рома, — снова обрывает его Дарина, а потом опять поворачивается ко мне, — … или я не буду заниматься ею вообще.