Я помню как всё начиналось
Шрифт:
– Мама, мама, смотри, он смычок правильно держит.
– Он не только смычок правильно взял, но и скрипку, как будто сто лет с ней не расставался.
Я сразу вернул скрипку в футляр.
– Я тут не причём. Это всё наговор и провокация с вашей стороны. Меня тут рядом не стояло и вообще мне пора домой.
– Стой. – улыбнулась Елена Павловна – Никто тебя ни в чём не обвиняет. Просто удивительно, что молодой человек выбирает скрипку, да ещё и берёт её как надо. Не просто держит правильно, но вынимает из футляра привычно и
– Да я её первый раз в жизни в живую вижу.
– Ты знаешь? С тобой уже устаёшь удивляться. Поэтому я тебе верю. Другому, нет. Тебе, да. Ну гитары у нас нет. Тогда попробуй сесть за пианино.
Ага, очередная проверка. Для чего только? Я подошёл к пианино сел на крутящийся стул. Явно высокий для меня. Немного подкрутил вниз. Открыл крышку над клавишами. Положил на них руки, попробовал ногой нижнюю педаль. Как-то не комфортно. Ещё немного подкрутил стул и опять потрогал клавиши. Вроде дискомфорта больше нет. За спиной тишина. Да что же такое? Я, толкнувшись рукой, легко развернулся на стуле. Картина Репина «Приплыли». Две сидячие статуи смотрели на меня не мигая.
– Я конечно всё понимаю и от вас никаких объяснений не требую. Но, пожалуйста, не надо так громко молчать. Скажите, хоть что ни будь, но тихо.
Первой пришла в себя Аленка. Детская психика более гибкая, да и привыкать она ко мне стала. Подскочив, подбежала и крепко обняла.
– Валька, не уезжай ни куда. Оставайся с нами.
Глава 16
Елена Павловна тряхнула головой, как бы отгоняя наваждение.
– Я бы с удовольствием взяла тебя в ученики.
– Подождите, подождите. Ну нельзя же так сразу.
Я заглянул в глаза Алёнке. Они были полны безусловной преданностью. Ну что делать с этим ребёнком. Сам же привязал её к себе. Особенно этой прокачкой сегодня. Вот уж точно не подумал о последствиях. Да я тогда вообще ни о чём не думал. Было единственное желание – спасти. Да, да, именно спасти. Почему-то в тот момент, это казалось единственно верным и единственно возможным решением. Даже вернувшись назад я ничего бы не стал менять. Да и ткань мира не выказала никаких возмущений. Только на её поверхности проступил новый узор.
Легонько нажав на кончик носа произнёс:
– Сестрёнка. Можно я тебя буду так называть?
Её глаза вспыхнули, и она быстро и часто закивала головой.
– А почему ты назвал её сестрёнкой?
Я подмигнул Алёнке.
– Давай мы покажем твоей маме фокус.
– Давай. А какой?
– Такой, после которого она поймёт, что ты моя сестрёнка, а я твой братик. Хоть у нас и разные родители.
– А что я буду делать?
– Встанешь ко мне спиной, а к маме лицом. Я буду показывать пальцы, а ты называть, сколько пальцев я показываю. Готова?
– Наверное да. А как я буду называть? Я же не буду видеть.
– А ты постарайся. Я ведь твой братик? Значит часть тебя. Что
– Хорошо.
Во время нашего диалога, глаза мамы Лены распахивались всё шире и шире. Казалось ещё немного и они полезут на лоб. Алёнка повернулась ко мне спиной и увидела рядом с мамой трельяж, где в одной из створок хорошо отражались мы с ней. Тут она похоже сообразила и её лицо расплылось в улыбке.
– Смотри мамочка. Внимательно смотри.
Я поднял вверх руку с тремя оттопыренными пальцами. Алёнка изобразила задумчивое лицо, даже поднесла один палец к виску.
– Смотри глазик, смотри. Кажется, три.
И вопросительно посмотрела на маму. Вот артистка. Как играет. Только в цирке выступать.
– Д-да. – чуть слышно ответила мама Лена.
Теперь я поднял вторую руку и показал семь пальцев. Алёнка опять сделала вид, что задумалась, но пауза затянулась.
– Ты чего молчишь?
– Но ведь на руке не может быть пальцев больше пяти.
Я бросил взгляд на зеркало и увидел, что над её головой возвышаются только пальцы, а рук она не видит. Это уже была не игра с её стороны. Вот же я олух. Ребёнок ведь передо мной и у неё нет такого опыта как у меня. Я поднял руки выше.
– А ты внимательнее посмотри своим глазиком.
– А-а. У тебя же две руки. Тогда всё сходится и пальцев семь.
Тут мама похоже окончательно выпала в осадок и ничего не ответила. Так, с отвлечением внимания от оставления моей тушки здесь кажется справились, теперь надо выводить маму из ступора. А то ещё Кондратий хватит человека.
– Елена Павловна, подойдите пожалуйста к нам.
Алёнка сразу всё поняла.
– Ну зачем, Валька? Я так не играю.
А глазки поблёскивают азартом. Конспираторша, блин. Мама на негнущихся ногах, как заворожённая глядя на дочь подошла к нам.
– А теперь посмотрите туда.
Я указал пальцем на зеркало трельяжа. Увидев отражение в зеркале, она облегчённо выдохнула и чуть не села на пол. Я быстро вскочил с табуретки и подставил её.
– Ну затейники. И ты туда же, - укоризненно глянула она на дочь – чуть маму до инфаркта не довела.
– Мама, но ведь получилось. Ты же поверила? Ну скажи, поверила? Да?
– Да. Поверила, ещё как поверила. От этого – она отвесила мне шутливый подзатыльник – я уже готова чего угодно ожидать.
Пусть будет подзатыльник. Ей сейчас пар спустить надо, а я не хрупкий, не развалюсь. Тем более, что я сам уже готов от себя ожидать, чего угодно.
Лицо Алёнкиной мамы стало серьёзным.
– И всё-таки, почему сестрёнка?
Вот неугомонная. И что ей ответить? То, что это был порыв души? Что просто захотелось защитить маленькую девочку, которая так сильно тянулась ко мне? Которая, за каких-то два дня, стала ближе всех на свете. Которая… Да не знаю я почему. Потому что небо синее и трава зелёная. Вот почему. Тут на помощь пришла Алёнка.