Я — посланник
Шрифт:
Я иду в спальню и вытаскиваю карты из ящика комода. Они шлепаются на стол перед моим другом.
— Помнишь, мне в сентябре прислали карту по почте? Я сказал, что выкинул ее. Так вот, я соврал.
Речь изливается из меня плавно. Я смотрю Ричи в глаза.
— И ты на одной из карт. Я должен доставить тебе послание.
— Ты… уверен?
Он пытается убедить меня, что это какая-то ошибка, но я твердо стою на своем. Только качаю головой — нет, мол. Подмышки, кстати, взмокли.
— Это ты, —
— Но почему?
Ричи смотрит умоляюще, но я не должен поддаваться жалости. Нельзя позволить ему снова провалиться в этот черный лабиринт, где в темном доме есть темная комната, в которой на полу валяется, растоптанная, его гордость. Поэтому я продолжаю холодным, сухим голосом:
— Ричи, посмотри на себя. Тебе не стыдно?
Он смотрит на меня так, словно я только что пристрелил его собаку. Или сообщил о скоропостижной смерти матери.
Каждую ночь он сидит на кухне и слушает радио. И неважно, что говорят ведущие. Слова всегда — одни и те же. Те самые, что я сейчас произнес. Мы оба это знаем.
Ричи буравит взглядом стол.
А я смотрю в какую-то точку у него над плечом.
Мы оба сидим и думаем над тем, что я только что произнес. Ричи, правда, сидит с обиженным видом.
Заседание наше друг напротив друга продолжается довольно долго. Прерывает его знакомая вонь — в кухню заходит Швейцар.
— Эд, ты хороший друг, — наконец говорит Ричи. На лицо его возвращается прежнее расслабленное, всем довольное выражение. Ему, правда, трудно удержать его. — А ты, — обращается мой друг к Швейцару, — воняешь, как выгребная яма.
С такими словами Ричи встает и уходит.
Отголоски этих слов гуляют по кухне. Я прислушиваюсь к улице. Слышу, как взревывает «кавасаки» — и удаляется в ночь, темную и неподвижную.
«Мне кажется, ты был излишне суров», — замечает Швейцар.
Некоторое время мы стоим и молчим друг напротив друга.
На следующую ночь я прихожу на то же место. К дому Ричи. Отступаться нельзя.
Вот он проходит через кухню. И появляется на крыльце — в одной руке радиоприемник, в другой бутылка. Я слышу его шаги, потом голос:
— Эд?
Выхожу из тени.
— Пойдем к реке, — говорит Ричи.
Река огибает пригород. Мы сидим на берегу — от дома Ричи не так уж далеко идти. И передаем друг другу бутылку. Тихо бормочет радио.
— Знаешь, — говорит Ричи после некоторого молчания, — я раньше думал, что у меня синдром хронической усталости.
И замолкает, словно забыл, что хотел сказать.
— Ну и? — подстегиваю я.
— Что?
— Синдром хронической усталости.
— А, да, — вспоминает Ричи, о чем шла речь. — Так вот, я думал, это оно. А потом понял — никакой это не синдром.
М-да, это тянет на полноценную шутку.
— Ну, ты не один такой…
— Эд, смотри, у большинства людей есть работа. У Марва есть работа! Даже у тебя!
— Что значит — даже у меня?
— Ну, я хотел сказать, что ты… ну… на высокие цели не замахиваешься.
— Хорошо сказано, — согласно киваю я. Отпивая большой глоток, замечаю: — И да, водитель такси — это не работа, на самом-то деле.
— А что же? — удивляется Ричи.
Я думаю, прежде чем ответить:
— Так. Отговорка. Предлог, чтобы не браться за серьезное дело.
Ричи молчит. Он знает, что я говорю правду.
Мы пьем и смотрим, как мимо несется вода в реке.
Так мы сидим около часа.
Ричи поднимается и заходит в воду. По колено и дальше.
— Вот на что похожа наша жизнь, — говорит он.
Похоже, ему понравилась идея, что мир, как река, течет мимо него.
— Мне двадцать лет!
Хендрикс — или Прайор? — подмигивает с его бицепса.
— И что? У меня душа не лежит ни к какому, ну просто абсолютно ни к какому занятию!
Правда может быть абсолютно жестокой. Мне остается только восхищаться точностью формулировки.
Да уж, обычно мы стараемся убедить себя: мол, у меня все в порядке. Но иногда правда выходит наружу, и от нее уже не отвертишься. И ты понимаешь: «я в порядке» — это не утверждение. Это вопрос. Даже сейчас я сижу и думаю, сколько в моей жизни правды, а сколько такого самовнушения.
Поднявшись, я тоже захожу в воду.
Мы стоим рядом, по колено в реке, и открывшаяся правда безжалостно оттягивает мокрые штаны.
Мимо с шумом течет вода.
— Эд? — тихо говорит Ричи. Мы все еще стоим в воде. — На самом деле я хочу только одного.
— Чего же?
Ответ прост:
— Чтобы мне хотелось хотеть.
6
Господи, благослови бедного беззубого бородача
На следующий день Ричи не идет в паб. Букмекерскую контору тоже обходит стороной. Мой друг начинает искать работу. Что до меня, то сказанное над ночной рекой не дает покоя и мне.
Чем я занимаюсь? Вожу пассажиров, а они мне говорят, куда ехать и что делать. Еще наблюдаю за людьми. Говорю с ними. Вот, погода сегодня хорошая, опять же. Это так важно — хорошая погода.
Похоже, я жалуюсь на жизнь.
Ною.
Или нет?
Наверное, нет.
Я же сам выбрал эту работу.