Я — посланник
Шрифт:
— Убирайтесь, поганые индюки, чтобы духу вашего здесь не было!
Между прочим, так и сказал — индюки.
— А ты! — принимается он снова орать на Марва. — Только попробуй еще раз сунуться!
Тут подхожу я. Наклоняюсь над телом друга. Его верхняя губа разбита — опухла и сочится кровью. И он почти потерял сознание.
— А ты кто такой, мать твою?
«Черт, — думаю я и начинаю не на шутку нервничать. — Сейчас и мне достанется». Поэтому отвечаю быстро и очень почтительно:
— Да вот просто пытаюсь забрать друга с вашей
— И правильно делаешь.
Тут я вижу Сьюзен. Она стоит в дверях и держит ребенка за руку. Девочку. «У тебя дочка, дружище!» — едва сдерживаю я радостный крик. Да уж, покричишь в такой ситуации. Я киваю Сьюзен — привет, мол.
— Сьюзен, иди в дом немедленно!
Она кивает мне в ответ.
— Быстро, я сказал!
Девочка снова начинает плакать.
И вот они уходят внутрь, а я помогаю Марву подняться на ноги. На рубашке остались капли крови.
У Генри Бойда на глаза наворачиваются слезы ярости — маленькие и злые, как острия иголок.
— Этот подонок опозорил мою семью!
— А ваша дочь тут ни при чем?
Поверить не могу — я это вслух сказал?!
— Шел бы ты отсюда, юноша. А то отделаю, как твоего дружка.
Замечательно.
Спрашиваю Марва, может ли он держаться на ногах без моей помощи. Он может. Я подхожу к Генри Бойду. Не уверен, что до меня многие вели себя с ним вот так. Чем ближе подходишь, тем рельефнее выглядят мускулы. Поэтому он просто ошарашен.
Я смотрю на него — но не нагло.
— У вас растет чудесный ребенок, — говорю я. Голос мой совсем не дрожит. Мне самому это странно. Но раз так, надо продолжить. — Разве нет, сэр?
Ему нелегко это выговорить. По лицу видно, как Генри Бойд борется со словами. Ему очень хочется придушить меня на месте, но в то же время он чует: я знаю, что делаю (хотя кто бы мог подумать, что я на такое способен). Поэтому он отвечает:
— Д-да. Чудесный. Красавица наша.
И тогда я поднимаю руку и указываю на Марва, стараясь в то же время не отворачиваться от мистера Бойда. Его руки висят вдоль тела. Не очень длинные, но мускулистые.
— Да, возможно, он вас опозорил. И я знаю, что именно из-за этого вы переехали, — говорю я. И снова смотрю на слегка потрепанного Марва. — Но ведь он пришел к вам? Пришел. Нашел в себе силы заговорить с вами. Это был знак уважения. Большей почтительности и большего уважения проявить просто невозможно.
Марв ежится и облизывает окровавленную губу.
— Он знал, что вы его поколотите. Но он все равно пришел.
И теперь я смотрю прямо в глаза Генри:
— А вы бы на его месте сумели сделать то же самое? Пришли бы на разговор к такому, как вы?
Отец Сьюзен очень тихо просит:
— Пожалуйста…
И я чувствую глубокую жалость к этому человеку. Как же он, наверное, страдал.
— Пожалуйста. Уходите.
Но я не ухожу.
Я стою перед ним еще несколько мгновений. И жестко говорю:
— Подумайте над этим, пожалуйста.
И
Я сижу один, потому что молодой человек с разбитым ртом нашел в себе силы сделать несколько шагов вперед. Несколько шагов в сторону дома. На пороге замерла девушка, с которой он встречался на кукурузном поле перед рассветом.
Они стоят и смотрят друг на друга.
9
Качели
Неделя пролетает быстро.
В тот вечер, когда мы ехали с Кабраматта-роуд, Марв молчал. Заляпал, кстати, кровищей пассажирское сиденье. Он бесконечно трогал разбитую губу, и она снова закровила и все залила. За сиденье я Марва, конечно, отчитал.
— Эд, спасибо, — ответил он на это.
Мне кажется, ему понравилось — вроде как ничего не изменилось, мы по-прежнему ругаемся по пустякам. Вот как из-за сиденья, к примеру. Просто понятно: теперь мы уже не прежние друзья. Потому что будем помнить о прошлом.
Однажды утром я ставлю машину на стоянку, и ко мне выбегает Мардж. Выскакивает из офиса и машет рукой — притормози, мол. Ну, я останавливаюсь, опускаю окно, и Мардж выпаливает:
— Слушай, хорошо, что я тебя поймала! Тут работа наклевывается, вчера вечером позвонили. Похоже, что-то личное.
Сегодня я замечаю, что у Мардж прибавилось морщинок. Из-за этого она странным образом выглядит еще дружелюбней.
— Так что я не хотела этот заказ по радио из диспетчерской объявлять…
— А какой адрес?
— Звонила женщина, точнее, судя по голосу, девушка, и попросила, чтобы приехал именно ты. Завтра в двенадцать дня.
Похоже, я знаю, кто это звонил.
— Кабраматта-роуд? — спрашиваю. — Оберн?
Мардж кивает.
Я благодарю, а Мардж улыбается и отвечает, не за что. Меня так и разбирает позвонить Марву, немедленно позвонить и все рассказать. Но я не звоню. Сначала нужно посадить пассажира в кабину. Профессионал я или нет, в конце-то концов? Однако я проезжаю мимо места, где он в последнее время работает, — что-то они строят рядом с Глори-роуд. Машина его отца стоит там — отлично, значит, и Марв там. Это все, что мне нужно знать. И я еду дальше.
В полдень я останавливаюсь перед жилищем Сьюзен Бойд в Оберне. Она быстро выходит — с дочкой и детским автокреслом.
Некоторое время длится неловкое молчание.
У Сьюзен длинные, медового цвета волосы и карие глаза, как у меня, только темнее. Как кофе, только без молока. Она худенькая. У дочери тот же цвет волос, только они еще не отросли. Над ушами болтаются кудряшки. Девочка улыбается.
— Это Эд Кеннеди, — говорит ей мама. — Скажи: «Здравствуй, Эд».